Чайкин начал пляску с видимой неохотой, но потом разошелся и такие выделывал коленца – залюбуешься! Наконец, запыхавшись, он остановился.

– Ой, что же это я! – деланно смутилась соседка. – Вы уж извините меня, Александр Христофорович. Это я так, по дурости бабьей.

Она вынула из оттопыренного кармана письмо и протянула его Чайкину.

На дворе было еще достаточно светло, и Сереже бросились в глаза плотная синяя бумага, из которой был сложен конверт, и коричневая сургучная печать.

Отец поблагодарил Аллу и поспешно двинулся в комнату, Сережа за ним.

Александр Христофорович прочел обратный адрес и необычно торжественным голосом произнес:

– Сядем, Сергей.

Они присели за стол, и отец, осторожно надрезая конверт кухонным ножом, пояснил:

– Решается наша судьба, Серега.

– А что там? – полюбопытствовал мальчик.

– Сейчас прочтем…

Нужно сказать, Алла Кондратьевна не зря заставила плясать Чайкина. Письмо, которое она ему передала, содержало ответ на рапорты, без устали посылаемые инструктором парашютного дела в столицу.

В подробнейших докладных Чайкин писал о необходимости развития парашютного спорта в стране, о том, с чего следует начать наладку производства отечественных парашютов и подготовку квалифицированных кадров.

Военное командование по достоинству оценило предложения Чайкина по коренной реорганизации воздухоплавательного и парашютного дела и откомандировало его в Ленинград.

До отъезда оставалась неделя. Чайкин приводил в порядок дела, прощался с сослуживцами. Помимо этого он до поздней ночи копался в центральном городском архиве, где ему удалось разыскать интересные документы, связанные со Смутным временем и нашествием на Русь Лжедмитрия. Некоторые документы Александр Христофорович успел использовать в своем сочинении, без устали покрывая мелким бисерным почерком чуть пожелтевшие страницы толстой амбарной книги.

Другие документы, которые ждали еще изучения, директор архива – щуплый подтянутый старичок с запорожскими усами, – питавший к столь усердному посетителю большое уважение, разрешил ему взять с собой в Ленинград под честное слово, с обещанием возвращать по мере использования.

Документы были разного рода. Здесь имелись воспоминания очевидцев и участников событий, записи, сделанные с их слов, обширная переписка.

Обилие материалов, относящихся к Смутному времени, объяснялось тем, что в свое время Крутоярск оказался на пути польско-литовского нашествия. Город стойко сопротивлялся, но все-таки был захвачен врагами, которые полностью разрушили все, что можно было разрушить. Жителей – тех, кого удалось захватить, – угнали в плен. К счастью, когда поляки уходили, у них отбили обоз с документами…

Сережа с нетерпением ждал вечера накануне отъезда – отец обещал прочитать первую главу своего сочинения. На читку должны были прийти еще несколько человек – самые близкие друзья отца. Чайкин стеснялся своего писательства и побочное занятие предпочитал держать в тайне.

Мальчик загодя готовился к приему гостей. Аккуратными, тоненькими, ровными ломтиками нарезал хлеб, высыпал на блюдце все домашние запасы сахара. Чайник, изрядно закоптившийся на примусе, начистил во дворе песком до полного блеска. Затем прикинул, что дивана, на котором он спал, да двух стульев может оказаться маловато, и отправился на кухню, чтобы прихватить хотя бы парочку табуреток.

– Гостей, что ли, ждете, Сереженька? – спросила проницательная Алла Кондратьевна, оказавшаяся в этот момент на кухне.

Мальчик неопределенно пожал плечами. Он, сам не зная почему, испытывал к соседке смутную неприязнь, хотя та не сделала Сергею ничего плохого, наоборот, всячески старалась задобрить его.