– Боюсь – нет, жизнь кошек не такая длинная как у людей.

– Но что же тогда хорошего? – Почти плача, спрашиваю я.

– Хорошего – очень много, видишь фотографию на стене? Это мы с твоим дедушкой на фоне водопада Виктория. Дедушки уже нет с нами, а водопад все еще там, а значит и мы с дедушкой все еще где-то там, среди этих брызг.

Я долго смотрю на фото, но что-то не дает мне успокоиться и снова зарыться в тяжелое одеяло и уснуть под монотонное бормотание бабушки.

– Если вы с дедушкой все еще кружите среди брызг, то что делает водопад? Морщины бабушки опять складываются бабочкой.

– Это сложный вопрос, милая, ты еще встретишь того, кто сможет ответить тебе на него.

***

Я просыпаюсь, но прежде чем открыть глаза, я хочу понять: какое время года за окном, какой сейчас год, что это за место, в котором мне предстоит оказаться?

Если я открою глаза, все, конечно, станет понятно, но тогда у меня не останется ни единой возможности на что-то другое. Окно приоткрыто, я чувствую запах гниющих листьев, холод царапает мне запястья, не слишком больно, а так, чтобы рассказать о себе.

Что ты говоришь мне? Сейчас поздний октябрь, ты забыла закрыть окно и вот-вот луч холодного солнца расчертит тебе лицо надвое.

Я чувствую как солнечный скальпель проводит ровную линию от темного пробора на голове до подбородка. Зачем ты щекочешь меня? Хочу чтобы ты проснулась и посмотрела вокруг. Разве тебе не интересно, почему ты уснула в одежде?

Нет, не интересно! Беззвучно кричу я и зажмуриваюсь еще сильней. Пытаюсь вернуться в теплую бабушкину комнату с урчащим котом; в прохладную белую квартиру, где кто-то заботливо оставил мне кофе; на подоконник, где я была самым счастливым человеком на земле.

Но я не слышу звука дождя, урчания кота, не чувствую запах кофе. Мне не за что зацепиться. Я в ловушке.

Я ощущаю легкое прикосновение к своим волосам. Я не вижу, но знаю, что это твоя рука с такими короткими ногтями, что не зацепят ни один мой волос.

– Открой глаза, милая. Посмотри на меня, – просишь ты.

Я уверена, что это ты – это твои руки, твой голос, твой шрам на запястье, но почему я не хочу открывать глаза, почему не в этот день?

– Посмотри на меня, – опять просишь ты.

– Почему это так важно, если я знаю, что это ты?

– Это важно, поверь.

– Помнишь, ты спросила меня, что делают водопады? Если ты ответишь мне, я открою глаза.

– Я отвечу, обещаю.

– Что делают водопады? Спрашиваю я и вижу, как за окном льется дождь, наши переплетенные колени, чувствую запах сигарет и твои волосы у себя во рту, а где-то внизу там, где струи воды почти достигают земли, вижу, как бабушка и дедушка, искрясь, танцуют свой вечный танец.

Ты наклоняешься ко мне и шепчешь, касаясь уха губами:

– Водопады разбиваются, милая. Всегда разбиваются, о камни или о воду из которой сами и состоят.

Я открываю глаза, холодное осеннее солнце заливает комнату, на мне – темно зеленое платье, на ногах – высокие ботинки, на простынях – следы земли и листьев и крови. Я поворачиваюсь к тебе и беру за руку. В этот раз она холоднее, чем моя. Ты лежишь боком ко мне красивая и бледная, глаза открыты. Ты смотришь на меня тем взглядом, которым обычно уезжающие в какое-то далекое путешествие смотрят на остающихся.

– Прошло уже два дня, милая, – говоришь ты – позвони кому-нибудь. Просто позвони. Ну ты знаешь куда.