– Но…

– Это естественно, когда люди швыряют в нас своими ботинками, ставят крысоловки или пытаются прищемить нам хвост?

– Я… я полагаю, что нет…

– Это естественно, – продолжала громыхать Крыса, все больше распаляясь и покачиваясь вперед и назад от ярости, – когда одних любят, нежат, обнимают, а других ненавидят, бьют, охотятся за ними – и все только из-за разницы в цвете шкуры, длине хвоста и усов? Это естественно, я вас спрашиваю?

– Простите, – сказала Лиза, отчаянно желая поскорей успокоить Крысу. Ведь нужно было идти дальше, и девочке меньше всего хотелось, чтобы Крыса бросила ее одну.

– Я просто хотела сказать… ну, понимаете… я никогда раньше не видела одетых и подкрашенных крыс.

– Вот как? Правда? А когда, позвольте спросить, вы вообще в последний раз изволили смотреть на крысу? – Теперь, и это было тревожно, глаза Крысы начали наполняться слезами. Слезы – это может оказаться надолго. Крыса вытащила из своей коробки белый носовой платок и принялась промокать глаза, но платок оказался бесполезен – по щекам Крысы потекли подкрашенные тушью слезы, от чего ее вид стал еще более удивительным и нелепым. – Когда в последний раз вы изволили заговорить с крысой вместо того, чтобы визжать, ронять стулья или тыкать в нее своей ужасной щеткой?

Крыса в последний раз всхлипнула, развернулась и отправилась прочь.

– Эй! – окликнула ее Лиза. Теперь уже она чувствовала себя обиженной. – Это же не моя вина. До сегодняшнего дня крысы еще ни разу не разговаривали со мной.

– А почему они должны были с вами разговаривать? – сварливо спросила Крыса, оборачиваясь назад, к Лизе. – И вообще, зачем им приближаться к вам, если вы только и знаете, что тыкать в них своими проклятыми щетками?

– Это просто смешно, – огрызнулась Лиза, полностью потеряв терпение. – Лично я никогда не тыкала в крыс щеткой, ни разу в жизни.

– Но подумывали о том, чтобы ткнуть?

– Никогда.

– Ни разу?

– Ни разу.

– Ни секундочку об этом не думали?

– Ни полсекундочки! – крикнула Лиза, крепче сжимая в своих руках щетку.

– Ага! – торжествующе воскликнула Крыса. – А вот сейчас подумали о том, чтобы ткнуть в меня щеткой!

– Хорошо! – выпалила Лиза. – Хорошо. Да, я могу ударить вас щеткой по голове, могу ткнуть в глаз, но только потому, что вы – самая дрянная, самая несносная крыса, которую я когда-либо встречала за всю свою жизнь!

В этот миг все фонарики разом погасли, и Лиза с Крысой оказались в полной темноте.

Раздражение девочки моментально сменилось страхом.

– Что случилось? – крикнула она. – Что происходит?

– А то происходит, что вы расстроили фонарщиков.

– Кого? – переспросила Лиза. Она не то чтобы сильно боялась темноты, просто в такой непроглядной тьме оказалась впервые в жизни. Она не видела ничего – ни своей, поднесенной к самому лицу руки, ни очертаний Крысы, которая, как прекрасно помнила Лиза, стояла всего в какой-нибудь паре шагов от нее.

– Фонарщиков. Тех, кто зажигает фонарики. Они очень чувствительные и не любят, когда рядом с ними кричат и ссорятся, – вздохнула Крыса. – Полагаю, нам нужно попросить у них прощения. Без света нам никуда, особенно с вашими ни на что не годными глазами.

– Почему это ни на что не годными? – обиделась Лиза.

– Сколько когтей я сейчас разогнула? – спросила Крыса.

Разумеется, этого девочка не знала. Она сильнее сжала в руке щетку и промолчала.

– Ну вот, я же говорила, – хихикнула Крыса. – У всех людей глаза никуда не годятся. Вы видите только то, что хотите увидеть, и ничего больше. А разве зрение служит для этого?

Лиза подумала о том, не сказать ли ей, что еще тридцать секунд назад она видела перед собой гигантскую крысу в юбочке из газетной бумаги, и очень рада, что больше не видит ее. Но Лизе необходима была помощь Крысы, а эти слова окончательно приведут ее в бешенство. Так что девочка сочла за лучшее не давать воли своим чувствам и промолчать.