«Коллективное бессознательное.

Юнг считал, что в глубинах психики мы все связаны. Что во сне мы можем соприкоснуться с древнейшими архетипами и образами».

Аля застыла, завороженная магическим зрелищем. Её глазам предстал не просто бал, а истинное торжество жизни, красоты, грации. Но чем дольше она смотрела, тем сильнее росло внутреннее беспокойство.

Что-то не так. Что-то фальшивое чувствовалось в этом великолепии.

Как минимум – люди. Они все походили на кукол. На марионеток, управляемых невидимой рукой. Идеальная синхронность движений, неестественные улыбки, стеклянные глаза. Перед ней раскинулся не бал живых людей – это было торжество призраков, фантомов, иллюзий.

По спине пробежал холодок. Аля спустилась по широкой мраморной лестнице, ведущей на уровень танцпола, и попыталась заговорить с проходящей мимо парой.

– Простите, вы не могли бы сказать…

Но музыка заглушила её слова, а пара проплыла мимо, даже не взглянув в её сторону. То же повторилось с другой парой, и с третьей. Никто её не слышал. Или делали вид, что не слышит.

«Нужно найти кого-то настоящего

Кого-то, кто не часть этого жуткого спектакля».

Она начала пробираться между танцорами, стараясь не нарушить их движения. По пути она ловила на себе восхищённые взгляды мужчин, слышала шёпот:

– Какая красавица!

– Вы сегодня очаровательны!

– Позвольте пригласить вас на следующий танец?

Но все эти лица… они оставались пустыми. Как у манекенов в витрине. Аля вежливо улыбалась, не останавливаясь. Она знала, что ищет. Хоть одну пару настоящих глаз.

Она пробиралась всё ближе к сцене. Музыканты, играющие там, казались более… материальными. Более реальными. Возможно, потому что занимались делом, а не бездушным притворством.

Полукруглая сцена утонула в тёмно-красном бархате. На ней располагались ряды музыкантов в строгих чёрных фраках с белоснежными рубашками, а в центре возвышался огромный рояль, за которым сидел темноволосый юноша.

Аля присмотрелась. Что-то в его движениях привлекло её внимание. В отличие от остальных музыкантов, чьи руки двигались механически, словно по заранее заданной программе, этот пианист… чувствовал музыку. Его пальцы касались клавиш с любовью, с пониманием. Каждое движение выглядело органичным, живым.

Он наклонялся над клавиатурой, вкладывая в игру всю свою душу, затем откидывался назад, позволяя музыке литься свободно. Его лицо отражало все эмоции мелодии – от нежной печали до торжественного подъёма. А в какой-то момент он, играя особенно сложный пассаж, слегка прикусил нижнюю губу от напряжения.

Этот маленький, такой человеческий жест отозвался в сердце Али внезапным теплом.

«Настоящий».

Он был настоящим. Живым среди моря фантомов.

В обычной жизни Аля никогда бы не решилась. Робкая, неуверенная в себе, она старалась быть как можно более незаметной.

Выйти на сцену? Перед сотнями людей? Заговорить с незнакомцем? Немыслимо.

Но здесь, в этом странном месте, в своём новом теле, она чувствовала себя другой. Словно с каждой секундой её наполняла уверенность, смелость, решительность.

Аля направилась к боковой лестнице, ведущей на сцену. Никто не попытался её остановить. Возможно, здесь это считалось нормой. Или всем было всё равно.

Пробравшись за спинами скрипачей и виолончелистов, она приблизилась к пианисту. От него исходил запах свежести, смешанный с нотками дождя, древесины и хвойного парфюма, едва ощутимый, но такой знакомый. Она знала этот аромат. Определённо.

Сердце пропустило удар.

Тёмные кудри пианиста слегка растрепались, но это только придавало ему элегантности; чёрный фрак с атласными лацканами гармонично сидел на его стройной фигуре. Белоснежная рубашка с высоким воротником и идеально завязанный галстук-бабочка добавляли ему неуловимого аристократического изящества. На лацкане фрака – маленький значок с логотипом в виде ноты.