– Нет, нет… Все нормально. Не обращай внимания, и пойдем скорее, не то, боюсь, раскупят всю сахарную вату…

…Зоопарк Лизу приятно удивил. То смутное воспоминание, что сохранилось с ее детства было связано с грязными клетками и облезлыми зверями, тоскующими по вольной жизни и нормальной пище. Теперь же в зоопарке появились и просторные чистенькие вольеры, и клумбы с декоративными камнями и даже скульптурные композиции. Одна из них, воздвигнутая известным скульптором, заполонившим Москву статуями мегаломанических размеров, должно быть создавалась затем, чтобы пугать непослушных детей. Шалуны, однако, ничуть не боялись и превратили скульптуру в физкультурный снаряд. Забава была чревата серьезным травматизмом, однако, хладнокровно пьющие пиво родители так, видимо, не считали.

…В начале своей прогулки Лиза с Вербицким чинно прохаживались по дорожкам, однако чем ярче светило солнце, тем более им хотелось начать резвиться, подобно подросткам, шуметь и носиться наперегонки. Лиза первая высвободила свою руку и с хохотом бросилась вдоль пустых еще вольеров.

– Ну же, давай, догоняй, – задорно воскликнула она.

Раскрасневшееся лицо и забавная стрижка придавали ей сходство с девчонкой. Ее неподдельное веселье было столь заразительным, что Вербицкий вдруг сам почувствовал блаженную легкость, словно все тело его наполнилось пузырьками радости… Если бы когда-нибудь раньше кто-то сказал ему, что дожив до сорока лет, он станет гонять по зоопарку, приводя в удивление собственных ровесников и их ранних внуков, то Вербицкий бы расценил это за издевательство. Однако сейчас художнику вдруг стало наплевать на окружающих, на обескураженные взгляды, на осуждающий шепот за спиной. Всякий раз, настигнув Лизу, он покрывал поцелуями ее лукавые глаза, а она, высвобождаясь из объятий, убегала снова и снова…

Возле маленького пруда, что еще не оттаял после зимы, Лиза остановилась и протянула руки ему навстречу. Пальцы ее закоченели, и Вербицкий принялся согревать их своим дыханием, в то время как Лиза замерла, вдыхая родной запах полыни и табака.

– Девочка, любимая моя, – и он обнял Лизу за плечи.

Но только она вдруг почувствовала, что от былой радости у Вербицкого не осталось и следа, лицо его сделалось напряженным, а взгляд устремился в сторону.

– Что с тобою, Ленечка? Все же хорошо? – тревожно спросила Лиза.

– Да, да, – рассеяно ответил он, – нам пора уходить, поднимается ветер.

И Вербицкий, молча зашагал к выходу. Ему захотелось тишины, одиночества и водки, потому что он снова увидел черную вуаль Ады, мелькнувшую в толпе…

Путь до дома они проделали молча и, Вербицкий был благодарен Лизе за то, что она не приставала с расспросами и не дула губы.

«Господи, еще совсем недавно он был так болен, да и сейчас еще не вполне здоров. Ему необходим покой, а я – дура, таскаю человека по всей Москве…» – корила себя Лиза. После обеда она предложила Вербицкому прилечь, но отдохнуть ему так и не удалось – один за другим приходили незваные гости. Сперва явился адвокат Богдана, привез какие-то бумаги, связанные с разводом, потом сосед – Анатолий Иванович. Этот добродушный бодрячок вел активнейшую общественную работу, в связи с чем, вечно собирал какие-то подписи. Его клетчатые тапки и синие треники настолько примелькались во дворе, что стали казаться Лизе неотъемлемым элементом пейзажа.

– Тут вот распишитесь, Елизавета Дмитриевна и муж ваш новый, тоже пусть поставит подпись. И ничего, что он здесь не прописанный… Это бумага за то, чтобы нам детскую площадку устроили, а то вон детишек сколько, а заняться им нечем, потому и хулиганят… – и он принялся обстоятельнейшим образом пересказывать содержание петиции; голос его был звучен и полнокровен…