«Я жив, жив! – ликовал я внутренне. – И, кажется, в полном порядке!»

Картина была, однако, весьма странная: я всё ещё лежал в глубокой лунке на чемодане посреди раскинувшейся вокруг нетронутой снежной глади.

Радостное чувство прошло. Теперь я должен хорошо запомнить место куда «высадился». Это место и будет телепортом, той спасительной дверью, в прежний мой мир при возвращении. Потерять или забыть это место означало бы остаться тут навсегда.

Я обратил внимание на идущую в метрах десяти хорошо наезженную дорогу. А вот и прекрасный ориентир – одинокая толстая берёза с круглой прозрачной кроной у самой кромки дороги. Я облегчённо вздохнул – место это не спутаешь: в ту и другую сторону тракта никаких деревьев и кустов не было…

И вдруг меня бросило в жар. С правой стороны я увидел двигающийся по дороге в мою сторону воз. Я, было, бросился к дороге, ухватив чемодан, но снег был такой глубокий, что я, утопая в нём по пояс, просто застрял. Приближающаяся лошадь тянула сани, нагруженные сеном, которое свешивалось с обеих сторон и волочилось по дороге. Впереди сидел бородатый мужик с кнутом, в сером армяке, валенках и овчинной шапке.

– Тпруу! – заорал лошади мужик, потянув на себя поводья.

Лошадь остановилась, сразу стало тихо, слышно было только её усталое пофыркивание. Это был низкорослый мерин пегой масти, видимо, старый, с округлыми боками, на которых кудрявился морозный иней.

– Здорово, добрый человек! – сказал я первым как можно веселее.

Возница не спускал с меня удивлённых глаз, видимо, силясь понять, какая сила забросила меня в снег далеко от дороги.

– Здорово, барин! – он продолжал смотреть на меня с открытым ртом, заросшим рыжей растительностью, на которой ершились ледяные сосульки.

– Да ты не смотри так, – успокоил я. – Я ссыльный к вам, на поселение приехал… прилетел то есть…

– Энто как так, прилетел? По воздуху чо ли?

– По воздуху, – стал врать я, видя, что у этого крестьянина кроме церковно-приходской школы за плечами ничего нет. – Не слышал ты что ли про аэропланы?

– Еропланы? Не, барин, не слыхал…

– Да ты бы помог мне, мужик…

– Ага, энто мы мигом!

Возница прытко соскочил с саней и бросился ко мне самоотверженно, как будто я тонул в море, а не в снегу. Он с разбегу пропахал метра три и ушёл в снег почти с головой. Смешно докарабкался до меня, я толкнул ему мой чемодан. Сам стал выбираться к дороге по проложенной моим спасителем колее.

Пристроив чемодан на возу, я занял место рядом с мужиком.

– А деревня-то как ваша называется – спросил я осторожно.

– Дак Шушенская!

Меня снова бросило в пот от услышанного. Мозг отказывался понимать происходящее со мной. Вокруг было снежно, вдали за полосой леса и дальними сопками виднелись высокие горы в белых шапках.

– А это Саяны?

– Оне! – гордо сказал мужик.

Пегий мерин резво бежал вперёд.

– А звать тебя как? – спросил я.

– Иваном. Да меня боле-то по отцу кличут. Сосипатычем.

И в третий раз меня бросило в жар. Имя это мне было хорошо знакомо по историческим книгам.

– А много тут ссыльных? – снова спросил я.

– Да есь. Токо я-то одного знаю…

– А кто он? Откуда?

– Да Ильич. Адвокахтом в столице был. Теперича вот у нас по политическому делу. Размилой человек! Охотник!

Я стянул с головы лисью шапку, ощущая, что волосы под ней мокрые. Оцепеневший от волнения, я надолго замолчал.

Наконец очнулся, надел шапку:

– Сосипатыч! А есть у вас тут постоялый двор какой? Гостиница?

– Заезжой двор купец Сапогов держит. Токо вам, барин, не по карману там будет. Вам лучче на квархтере селитца.

– А Ильич где обитает? – спросил я.

– А у Петровой! – весело ответил Сосипатыч. – Сперьва-то у Зырянова комнатёшку сымал, а потом к ему жонка приехала. С тёш-шей! Так он сразу энту домину у Зырянова и снял. Ничо таки хоромы – три горницы, и девка у их в работницах…