– Что там у тебя? – удивился отец.

– В сумке-то? Щенок! – И Петька вытащил вздрагивающий попискивающий клубочек.

Отец взял его в руки, осмотрел.

– Где ты его взял? – спросил он с интересом.

– В Чернолесье. Серко там ощенился. Мы и его там видели.

– Вот уж, паря, не зря говорят, что умному – рыбка, а глупому – две, – проговорил отец, выслушав сына, и они с матерью почему-то рассмеялись. Никак не мог понять Петька, чего же тут смешного? Он не моргая, смотрел то на отца, то на мать, потом, заразившись общим весельем, тоже захихикал, но как-то неуверенно, робко.

– Ну и чудаки, сказал наконец, отец, – это же волчонок. Не Серка вы там видели, а волчицу.

«Волчонок!» – обомлел Петька. Улыбка с его лица моментально исчезла, глаза округлились. «Волчица! Как же она нас не съела?» – ужаснулся он. За свою короткую жизнь он успел наслушаться столько небылиц о прожорливых волках, о волчьих стаях, способных в течение нескольких минут растерзать человека, что не мог представить, как это такой кровожадный зверь, позволил забрать своих детей.

«Что же теперь с ним делать?» – подумал он о волчонке. Мелькнула мысль немедленно выкинуть его на улицу. Но, поглядев на жалобно скуливший, беспомощный комочек, он пожалел его. Ему показалось, что такое безобидное существо, даже когда вырастет, не сможет быть таким жестоким, каким он представлял себе волка. Вскоре начали сходиться гости. Все они с интересом разглядывали звереныша, удивляясь смелости ребятишек, не побоявшихся разорить волчье логово. Каждый что-то советовал. Один предлагал задушить и сдать шкурку в магазин, ведь за нее дадут приличные деньги. Второй предлагал привязать его на ночь к забору, подкараулить и убить волчицу, которая непременно придет в село за детьми. Отец же с матерью никаких советов не давали. Они предоставили возможность Петьке решать этот вопрос самому. А он уже твердо решил оставить волчонка у себя и, когда тот подрастет, приучить его к охоте.

Необходимо было накормить малыша. Петька поставил наполненное молоком блюдечко на пол и, взяв в руки волчонка, стал окунать его мордочку в молоко, но тот захлебывался, чихал, облизывал розоватым язычком губы, а лакать, как это делает кошка, не хотел.

– Не пьет, – пожаловался Петька матери.

– С соски попробуй, – подсказала Никитична.

– А у нас есть? – оживился Петька.

– Где-то должна быть. Сейчас поищу. – И мать, порывшись в сундуке, разыскала и протянула сыну резиновую соску.

Петька наполнил бутылку парным молоком. Натянул соску на горлышко, и, когда сунул ее в рот волчонку, тот стал жадно сосать. Петька ликовал. Значит, теперь малыш будет жить! А тот, насытившись, отполз в сторону, присел и пустил лужицу. Петька постелил за печкой кусок овчины и уложил на нее притихшего звереныша. Свернувшись клубочком, тот вскоре заснул.

В соседней комнате гости громко разговаривали, весело смеялись, пытались петь. Они уже забыли о Петькиной находке. Только мать снова бесшумно подошла к нему, постояла рядом, посмотрела на посапывающего волчонка и вздохнула:

– Что ж, божья тварь тоже жить хочет.

– Знаешь, мама, – чувствуя в ее словах поддержку, поднял голову Петька, – он полную четушку молока выпил!

– Ну-ну, – одобрительно похлопала его мать по плечу и также бесшумно, как и пришла, удалилась.

«А как его назвать?» – вдруг пришла в голову мысль. Петька перебрал в уме клички всех сельских собак, но ни одна из них его не удовлетворила. Хотелось назвать как-то по- особенному. Ведь это же не собака, а дикий волк. И тут вспомнилось ему слово «капрал», встретившееся в каком-то рассказе. Содержание того рассказа не запомнилось, а слово врезалось в память. «Назову-ка его Капралом», – решил он. Кличка показалась самой подходящей: короткая, звучная, повелительная. «Капрал, Капрал», прошептал Петька и засмеялся, довольный.