– Почему вы не спрятались? – спросил кьон. Гела не ответила, только продолжала вышивать. – Почему, жена? Вы могли уйти в подвал, могли уйти в горы. Прыгнуть в море! Уплыть подальше от этой бойни.

– Ты правда винишь меня в смерти наших детей? Я тоже любила их, я их вынашивала и кормила. Я заботилась о них, пока ты добывал себе славу на западе. Пока ты убивал проклятого циклопа, я лечила их от болезней.

– Моя слава принесла нам богатства! С ней Куннар зажил новой жизнью. Мы стали торговым центром, другие кьоны выражают нам свое почтение.

– И ты никогда не устаешь об этом напоминать. – Гела яростно дернула нить, и та лопнула. Женщина тяжело выдохнула. – Кто подослал этих разбойников?

– Ты умная, или хотя бы притворяешься таковой, вот и догадайся. Кто две зимы тому назад пытался оспорить мое право на эти земли? Кто спит и видит, как захватывает Куннар?

– Кьон Микао.

– Вздорный юнец. Ему едва исполнилось семнадцать, когда он стал кьоном, и сразу же возомнил себя героем. В прошлый раз он убежал, поджав хвост, и теперь действует исподтишка. Никто в провинции Солнца не работает с наемниками, но Микао лишился чести еще до рождения.

– Надо судить его. Надо содрать с него кожу за это преступление! Обратись к тэнну, пусть он накажет кьона Микао.

– И что я ему скажу в доказательство своих слов? Предоставлю догадки? Большинство наемников мертвы. Те, что остались в живых, ничего не знают о своем нанимателе, либо не выдают его. Да и глупо было полагать, что пытки нам чем-то помогут. Наемники становятся глухи, когда речь идет о деньгах, и в их словах нет чести. Их ответы могут быть лживыми. Нет, дорогая жена, мне нечего предоставить тэнну.

– И мы спустим мерзавцу его преступления?

– О нет. Нет. Мы будем помнить их. Мы ответим, надо лишь дождаться ошибки. Микао молод и неопытен, он оступится. А я буду рядом, чтобы его подхватить и перерезать ему горло.

К тому времени, как Куннар был восстановлен, уже наступила осень. Время урожая. В город стеклись торговцы и земледельцы, а также некоторые кьоны вместе со своим войском. Каждый кланялся Этрэйну и выражал ему свои соболезнования. Даже молодой кьон Микао.

– Ты отрастил бороду с нашей последней встречи, – сказал Этрэйн. – Хотя волосы стрижешь как мальчишка.

– Тогда ты преподал мне хороший урок, Этрэйн. Я его никогда не забуду и вновь прошу простить меня за ту наглость. Хорошо, что твои люди смогли защитить Куннар, я бы не смог привести его к такому процветанию.

– Хорошо, что ты помнишь этот урок.

Микао склонил голову, и его тоненькая черная бородка с кольцом колыхнулась. Этрэйн хлопнул молодого кьона по плечу и призвал всех за стол в зале Хадэбко, который плотники построили специально для пышных застолий. Слуги принесли еду и выпивку, прямо посреди зала разожгли костер, чтобы согреть путников и жарить на нем мясо. Кьон и кьона Куннара сидели за столом в белоснежных одеждах, и тонкое платье Гелы не скрывало ее беременности. Женщина аккуратно держала руки на округлившемся животе, и стоило ей потянуться к бокалу, как Этрэйн ударил ее по ладони.

– Тебе не стоит пить, пока ты беремена, – сказал он. – Иначе наш ребенок родится уродливым и слабым.

– Я не могу отпраздновать собрание вместе со всеми? Что подумают другие кьоны, когда узнают, что ты запрещаешь пить своей жене?

– Мне плевать, что они подумают. Ты не их жена, они мне не друзья. Если я сказал, что тебе нельзя пить, значит, так оно и есть.

Гела фыркнула и взяла-таки бокал, но только она пригубила немного вина, как Этрэйн выбил бокал из ее рук. Кьона ошарашено посмотрела на мужа, словно бы потерявшись в пространстве, а вместе с ней замолкли и все остальные в зале. Взгляды слуг и кьонов устремились к супругам, а главное к Этрэйну, который стоял над своей женой, словно туча над холмом.