– А Виктор Иванович в это кресло метил, – сказал Кантаров. – Не получилось, теперь ему все, что мы с редактором делаем, не нравится. Если ты этого еще не понял, говорю прямым текстом. И советую определиться, с кем ты.

– А обязательно надо быть с кем-то?.. Не занимайтесь вы ерундой, давай вечерком в понедельник сядем втроем, поговорим…

– Миротворцем хочешь быть? – Кантаров саркастически усмехнулся. – Если ты еще не разобрался, поясняю: нам с ним не о чем говорить, зазвездился Красавин. Можешь посоветовать ему работать лучше со своими подчиненными, а то больше всего с материалами его отдела вожусь. И меньше в крайком бегать, фискальничать… Так что, делай выбор… Только не забывай: кто не со мной, тот против… – закончил он разговор…

– Делать вам нечего, – только и нашелся, что сказать на выходе Сашка.

…Два дня он не думал о неожиданной коллизии, с которой столкнулся в редакции. Жил счастливой жизнью любимого мужа и отца, а в понедельник в автобусе, по дороге в Ставрополь, решил, что все-таки попробует примирить недавних единомышленников, свести их вечером за столом, предложив отметить начало его работы. Но этому не суждено было сбыться: не успел открыть кабинет, как прибежала энергичная Олечка, передала настоятельную просьбу редактора никуда не отлучаться и ждать, он вот-вот придет из крайкома.

Сашка заглянул к Кантарову. Хотел пригласить на вечерние посиделки, но тот с нескрываемым раздражением сунул ему несколько подготовленных к публикации и перечеркнутых красным карандашом писем.

– Научи ты своего бездельника письма готовить…

Сашка взглянул, положил обратно на стол.

– Это еще Марина готовила.

– Ты – заведующий отделом.

– Извини, но моей подписи на бланке нет, – сказал Жовнер.

Тот взглянул, буркнул:

– Ладно, разберусь…

И уткнулся в материалы, демонстрируя занятость.

Сашка вышел и чуть не столкнулся с Олечкой, которая выпалила, что уже обыскалась его по кабинетам, потому что срочно требует к себе шеф…

У Заворотнего было явно благодушное настроение, из чего можно было сделать вывод, что в крайкоме его похвалили. О двух слабостях редактора Сашка уже знал. Первая заключалась в отношении к еде. Как правило, он все время что-нибудь жевал, а в кабинете с утра до конца рабочего дня стояла тарелка с пирожками. Вторая была более существенной: это зависимость его настроения от оценки вышедшего номера в вышестоящих органах.

– Хочу тебя обрадовать, – почмокал он маслянистыми губами. – Не каждому так везет. Должна была Селиверстова ехать, но у нее семейные проблемы… Я бы сам с удовольствием прокатился, да вот не отпускают… – И, наконец, раскрыл тайну: – Наши юнармейцы к пограничникам в гости едут. Ты с ними в командировку…

– Далеко?

– В Армению. Получи в бухгалтерии командировочные – и в крайком, отъезд оттуда.

– Когда?

Заворотный вскинул руку, посмотрел на часы.

– Успеваешь. В двенадцать…

– Мне еще надо запланированные на неделю материалы сдать, – вопросительно произнес Жовнер, не решив, радоваться ему или огорчаться столь неожиданной новости.

– Смолину дай команду…

– Он не сможет подготовить…

– Ладно, я скажу Кантарову, он отредактирует. Все равно целыми днями сидит в кабинете, катает кое-что в штанах…

У редактора явно было боевое настроение.

– Иди в бухгалтерию, я уже приказал все подготовить… – помолчал и добавил: – Не особо там увлекайся с погранцами, а то дорветесь до допинга – не остановишь. Все-таки с детьми едешь…

Сашка хотел сказать, что последнее время гастрит не то что пить, по-хорошему и поесть не позволял, но Заворотный уже не слушал, подтягивал к себе блюдечко с надкушенным пирожком…