Хорошо, что эта подписчица появилась в моей жизни. Или это мне все кажется?

Начинает светать. И люди спешат на работу, укутываясь в шарфы от мороза. Мне не нужно краситься и собираться в офис. Я – на содержании у мужа. И это меня беспокоит.

Почему на меня навалились все эти проблемы? Как выйти из этого замкнутого круга?

Чтобы не утонуть от тоски, я переписываюсь с Наташей. Интересно, ей эта наша виртуальная дружба зачем? Она все время рядом. И меня начинает ее цепкость настораживать.

Беспокойство временно заглушает боль. Хотя разве можно смириться с утратой? Когда умирают дети, это противоестественно. Это необъяснимо. Жутко. Необратимо.

Мой сын мог бы остаться живым или это была его Судьба? Ведь он родился с особеннстями. А потом вот этот несчастный случай. Или это можно было бы предотвратить?

Дочь Зара вытолкнула своего брата из окна. Хотя, конечно, это все произошло случайно. Я не хочу вспоминать, но снова возвращаюсь к той сцене. В которой много ужаса и непонимания.

И снова эти сообщения от Наташи:

– Как вы думате, а в этом году я выйду замуж?

Я не знаю, что ответить, потому что знаю, что Наташа никогда не выйдет замуж. Ни в этом году, ни в следующем, ни через пять лет. Но я никогда не говорю своим клиенткам то, что их напугает.

Поэтому опять начинаю фантазировать. Можно ли изменить Судьбу?


Роль отца в жизни дочери

– На мне есть венец безбрачия. – Помогает мне Наташа, чувствуя, что я ей вру.

– Никакого проклятия нет. – Пишу ей я. – Все у вас сложится. Муж. Дом. Дети. Двое детей.

Я повторяю это на репите, пытаясь загипнотизировать свою виртуальную клиентку. Мы рассужаем о расстановках и о том, почему они не помогают.

Кажется, я перестаю верить в то, что мне и Наташе что-то поможет. Хотя и хочу ее осчастливить. Это мое амплуа – помогать людям. Но сейчас я сама нуждаюсь в том, чтобы себя оживить.

Ведь все, что осталось от моей души – это сгоревшее поле дотла. Или не все?

– У меня не складывается личная жизнь из-за отца. – Откровенничает со мной клиентка. – Он был тираном и надо мной издевался.

В этот момент я чувствую причастность к тому, что рассказывает о себе Наташа. Моя мама тоже садистка и сепарация от нее далась мне нелегко. И сейчас я все еще паталогически к ней привязана.

Это ужасно, когда есть такая созависимость. Стокгольмский синдром. Наташина история похожа на мою. Дети, пострадавшие от насилия, с трудом становятся успешными и устраивают свою Судьбу.

Жертвы всегда остаются жертвами. Эта роль намертво приживается ко всему твоему существу.

Точно я вижу, что Наташа много плачет. И мне хочется ее успокоить. Обнять. Наверное, мы могли бы стать подругами. Было бы сложно, но интересно.

– Я не делала абортов. – Упирается Наташа, когда я сканирую ее тело. И вижу что-то острое в районе живота. Так выглядит изнасилование, травма половых органов или прерывание беременности. – Это операция. Она была сложной.

Зачем человек просит меня погадать, а потом ускользает, недоумеваю я? В этом то и есть вся сложность. И закрытость.

Разочарованная, я решаю вернуться домой. Найти деньги, купить бутылку и снова напиться. Чтобы уснуть и никогда больше не проснуться.


Про алкоголизм

Домой я возвращаюсь уставшая и снова начинаю поиски денег или выпивки. Мне нужно принять что-то такое, отчего я усну и долго не проснусь. Хорошо бы очнуться уже в другой реальности. Но так устроена жизнь, что приходится мириться с действительностью.

Снова я звоню мужу, чтобы узнать у него, почему так вышло, что он прекратил перечислять на карту мне деньги. Что эта за история? Неужели он считает, что я алкоголичка и мне нельзя доверять?