Среди них были Симеон Трофимов, настоятель церкви Успения на Ильинской горе, выборный благочинный нижегородского духовенства, следовательно, важное и влиятельное лицо; был его брат Андрей из храма св. Сергия в маленьком монастыре в предместье Петушково, был Мелетий Емельянов из церкви Николы в торгу, и его брат Тит из Происхожденской церкви; был Онуфрий Климентов из Большого Вознесения; был Василий Никитин из церкви св. Георгия, в которой еще в 1621 г. не служили; был Трифон Алексеев от Казанской Божией Матери, и всех их возглавлял Иван Неронов, продолжавший быть настоятелем церкви Воскресения[197]. Из примерно тридцати приходов Верхнего города и Нижнего города было представлено 9; от кремлевских церквей не было ни одного священника. Многие из этих священников, по-видимому, были молодыми, другие были уже зрелого возраста: мы найдем в дальнейшем, через 17 лет, Симеона в Москве[198]; Мелетий вскоре стал служить в Никольской церкви[199]; Онуфрий в 1646 году украсил серебром и золотом крест, находившийся в той же самой Вознесенской церкви[200]; Василий, вдохнувший, по-видимому, новую жизнь в ранее запустелый храм, выстроил его заново из камня после 1647 года, а сам в 1653 году под именем Варнавы принял монашеский сан в Печерском монастыре; в этом монастыре мы находим его еще в 1661 году[201]; в дальнейшем Тит принял там монашеские обеты в 1645 году под именем Тихона[202]. Умер он в 1660 году архимандритом Данилова монастыря в Переславле Залесском[203]. Таким образом, перед нами предстает кружок энергичных людей, преданных своему делу и тесно связанных между собою, – причем некоторые были связаны даже узами родства, – людей, близких народу, но исполненных решимости вести народ к желаемой ими цели и исправлять его жизнь и нравы.

Была предпринята конкретная попытка осуществить реформы. Представители кружка направились к представителю патриарха Василию Тимофеевичу Потапову: вопрос ставился о том, чтобы сделать обязательным во всех церквах, начиная с соборных, чтение часов перед обедней; этого требовало предание св. отцов и каноны Стоглава[204]. Потапов принял соответствующие меры. Но высшие иерархи замолчали это дело, а что касается настоятелей церквей, которые попытались ввести этот порядок, то прихожане возмутились, говоря: «Таво не повелось у нас и в соборных церьквах, а ты де затеваешь новыя уставы и, коли де так годно, и ты де привези указ с Москвы, чтоб по всем церьквам так творили»[205].

Ревнители решили обратиться к Москве. Момент был очень благоприятный. Конечно, на верхах существовало определенное увлечение западными новшествами: невзирая на Стоглав, продолжали стричь бороду, очень ценили пришедшие из Германии гравюры с печатными текстами[206], переводили в Посольском приказе «Космографию» Меркатора[207], некоторые бояре изучали латинский язык[208], юный царевич и его товарищи иногда носили немецкое платье[209]. Но тут произошли перемены: вместо государственного деятеля на посту патриарха его место занял иерарх, мало интересовавшийся политикой, но благочестивый и исключительно преданный благу церкви. То был прежний псковский архиепископ Иоасаф. Одним из первых его действий было решение сослать, а затем и подвергнуть суду недостойного суздальского архиепископа Иосифа Курцевича[210]. Для того чтобы обслужить в религиозном отношении Сибирь, он, невзирая на пассивное противодействие духовенства, направил туда из Вологды и Москвы архимандрита, протопопа, 11 белых священников и 6 монахов, которые все были добрых нравов, хорошими духовными отцами, послушными канонам и преданиям; и при том они были непьющие