. Епископы намеренно смешивали разбойников со скоморохами; крестьяне же, со своей стороны, в представлениях этих скоморохов находили отвлечение от своего тяжелого труда, а в их острых сатирах нередко обретали видимость мести за понесенные обиды.

Но развлечение и мщение – не христианские чувства. Неронов, будучи глубоко сознательным пастырем и верным хранителем церковного учения, открыто выступал против шутов и вожатых медведей. Их в Нижнем было очень много; у нас имеются сведения, подтверждающие это. Он стал проповедовать среди зрителей, восстанавливая их против этих шутов, а затем принялся непосредственно за самих скоморохов, действуя как словами, так и действиями: он разбивал на части их гусли и цимбалы, а скоморохи, исполненные гнева и ярости, нападали на служителя Божия, так что ему много пришлось пострадать от этих слуг сатанинских; все же некоторые, видя его терпение и неутомимое рвение, оставляли свою дурную жизнь, каялись и возвращались в лоно святой Церкви. Иной раз, особенно накануне Рождества и Крещения, Неронов предпринимал настоящие карательные экспедиции: со своими учениками он ходил по улицам и вступал в настоящий бой со скоморохами, ломая дьявольские орудия увеселения. Неронов и его друзья возвращались домой окровавленные, полумертвые, но раны их были для них радостью; они ощущали их как трофеи победы. Собравшись затем в церкви ко всенощной, они просили Бога, чтобы он исполнил их молитву победить врага; и молитва их бывала услышана.

К сожалению, скоморохи имели влиятельного покровителя в лице воеводы Василия Шереметева. Этот любезный и приятный боярин, который устроил такой блистательный прием голштинским послам и показался им столь высокообразованным человеком[195], конечно, с удовольствием допустил бы некоторые изменения западного характера в московские нравы; но он вполне удовлетворился формальной религией своего времени и не считал нужным вливать в нее новый дух строгости и искренности, ибо он меньше всего хотел нарушать общественный порядок. Для такого «просвещенного» человека, который был сам любителем игрищ, строгость Неронова и его учеников казалась только клерикальным фанатизмом. Кстати, не впутывался ли этот поп слишком смело в дела, которые его не касались, прося помилования для виновных, заступаясь, как он только мог, за тех, кто находился под властью воеводы?


Неронов брал на себя снова дело прежних епископов первохристианской Церкви: выступая против властей, он становился защитником угнетенных и слабых. И тем самым он без слов утверждал право критики или прямого воздействия священства, облеченного высшим моральным авторитетом, на государственные власти. Шереметев потребовал, чтобы к нему привели этого человека, мешавшего народным радостям и увеселениям, и в правеже подверг его избиению. Под ударами Неронов безмолвствовал, как бесчувственный, и читал книгу великого вселенского святителя святого Иоанна Златоуста «Маргарит» – книгу, которую он всегда носил с собою. В тюрьме, закованный в цепи, он непрерывно воспевал хвалу Богу и читал вечерню, утреню и полуночницу. И множество народа, обходя бдительность его стражи, посещало его в темнице и оставалось там с утра до вечера, слушая его пение и поучения. В тюрьме он оставался 40 дней и был освобожден только по особому приказу из Москвы. Все это дело происходило между 1634 и 1636 годами[196].

IV

Челобитная 1636 г.

Эти периоды в тюрьме или на положении кающегося лишь на короткое время прерывали апостольскую деятельность пламенного реформатора. Каждый раз он возвращался к своему делу со все большей и большей решимостью. Далеко не все его собратья-священники находились в состоянии маразма: среди них были люди, которое, как и он, понимали требования эпохи и лишь ждали авторитетного голоса, чтобы последовать за ним. К числу своих учеников-мирян Неронов скоро смог присоединить и нескольких благожелателей из духовенства. Он мечтал об этом, но это казалось ему трудно осуществимым идеалом. Многие священники, соперничая с ним, пытались «извлечь из глубин своего сердца всю сладость поучений Божественного Писания», так характеризует он деятельность некоторых своих собратьев. По-видимому, они начинали, подобно ему, вступать в прямую духовную связь со своими прихожанами, начинали произносить проповеди. Он отнюдь не покидал их в их трудах, но, напротив, поощрял их, работал над их душами, а, может быть, и пользовался для себя тем хорошим, что в них было. Нам приходится лишь представлять себе при свете воображения те встречи, которые, может быть, происходили между всеми этими представителями духовенства, те мысли о современном положении Руси, которыми они обменивались, те планы, которые они обсуждали, чтобы улучшить состояние православной Церкви и утишить праведный гнев Божий.