Один гудок, потом в трубке зажужжало и щелкнуло. Металлический голос четко произнес:

– Вы позвонили в городскую клиническую больницу «Милосердие». В настоящий момент все линии заняты. Не вешайте трубку, вам ответят при первой же возможности. Спасибо. Вы позвонили в городскую клиническую больницу «Милосердие». В настоящий момент все линии заняты. Не вешайте трубку…

– Мы уберем эти швабры вниз! – выкрикнула его мать. Прогремел гром. – Эти пуэрториканцы ничего не знают!

– …вам ответят при первой возможности…

Он швырнул трубку на рычаг. На лбу у Ларри выступил пот. Что это, на хрен, за больница, если тебе приходится слушать записанное на пленку сообщение, когда твоя мать умирает? Что здесь происходит?

Ларри решил спуститься этажом ниже и попросить мистера Фримана посидеть с матерью, пока он сбегает в больницу. Или вызвать частную «скорую»? Господи, как так получается, что никто никогда не знает самых необходимых вещей? Почему этому не учат в школе?

Из спальни доносилось тяжелое дыхание матери.

– Я вернусь, – пробормотал он и направился к двери. Он боялся за нее, но внутренний голос твердил: Со мной постоянно такое случается, и: Ну почему такое должно было случиться сразу после того, как мне сообщили хорошие новости, и самое мерзкое: Как это помешает моим планам? Что мне придется изменить в своей жизни?

Он ненавидел этот голос, желал ему смерти, скорейшей и мучительной, однако тот все бубнил и бубнил.

Ларри бросился вниз по лестнице, к квартире мистера Фримана. Вновь загремел гром. Когда он добрался до площадки первого этажа, входная дверь распахнулась и дождь ворвался в подъезд.

Вид из окон «Харборсайда», самого старого отеля Оганквита, перестал быть столь живописным после строительства нового яхт-клуба, но в такие дни, как этот, когда по небу то и дело проплывали грозовые тучи, он, конечно же, впечатлял.

Фрэнни просидела у окна почти три часа, пытаясь написать письмо своей школьной подружке Грейс Дагген, которая теперь училась в Смите[48]. Речь шла не об исповеди с подробными описаниями своей беременности и сцены с матерью – это был верный способ расстроиться еще больше, и она полагала, что Грейс сама скоро все узнает, благо в городе подруг и знакомых у нее хватало. Фрэнни пыталась написать обычное дружеское письмо.

Письмо никак не желало писаться. Отчасти из-за небесной пиротехники: как можно писать, когда над водой то и дело сверкают молнии и грохочет гром? Но по большей части из-за того, что всякий раз она утаивала толику правды. Так или иначе уходила в сторону, как нож из-под руки, когда ты надрезаешь кожу на пальце, вместо того чтобы очистить картофелину, как собиралась. Поездка на велосипедах удалась на славу, однако сейчас ее отношения с Джесси оставляли желать лучшего. Ей действительно повезло на экзамене по биологии – но было ли оно столь важным, это везение? И ни Фрэнни, ни Грейс никогда всерьез не интересовала карьера Пегги Тейт, а новость о предстоящей свадьбе Эми Лаудер, учитывая теперешнее состояние Фрэн, скорее выглядела как одна из этих отвратительно тупых шуток, а не повод для радости. «Эми выходит замуж, а я беременна, ха-ха-ха».

Чувствуя, что письмо надо заканчивать хотя бы потому, что она больше не могла с ним бороться, Фрэн написала: