– Безграничная преданность, безграничная боль, – горько сказал Никита, продолжая смотреть на Настю. – Все ее высокомерие, лишь способ скрыть свои истинные чувства и не дать им воли.

– Но почему она отвернулась от нас?

– Ни куда она не отвернулась, она боялась открыть свою душу, потому что понимала, что не сможет избежать истерики, следом за которой последует тяжелая депрессия. Сдерживая себя, она становилась все более жесткой и замкнутой. Что ты сделал с ней сегодня, что смог проломить ее броню? – Никита посмотрел на Богдана.

Несколько минут Богдан виновато смотрел на друзей.

– Сорвался, твою мать, – хмуро ответил он.

Они снова посмотрели на Настю и подошли ближе, рядом с ней стоял ящик водки, треть из него Настя уже опустошила.

– Папа… папочка… Папа!!! – склонившись к его могиле, Мурена продолжала неистово реветь. – Я клянусь тебе, я порву их всех! Всех! Не одной твари не останется в Ижевске! Не один твой внук не погибнет больше! Ааааа!

– Она сгорит от водки, – хмуро сказал Никита, увидев в руках Насти восьмую бутылку, водка из которой проваливалась в нее прямо из горла.

Глеб все же прошел вперед, Богдан не стал больше останавливать его.

– Настюха, – Глеб присел рядом со мной.

– Какого хрена, Глеб? Оставь меня! Я не хочу ни кого видеть!

– Я знаю, Настя, – он изо всех сил обнял меня. – Родная моя, поехали домой.

– Не хочу я ни куда ехать! – я вырвалась из его рук и встала. – Я вообще ни чего не хочу! Мне на хе. не нужна эта власть! Мне нужны они! – снова водка полилась мне в горло, я еле стояла на ногах. – Ты понимаешь? – я посмотрела на Глеба. – Ты можешь сказать мне, как мне жить дальше без них? Как мне жить без отца?! Кто мне заменит его? Никто! И никогда!

– Настя, – Глеб встал рядом и снова обнял меня. – Марк не только тебе был отцом, ты забыла?

– Ни хрена я не забыла, – снова рев вырвался из груди Мурены.

Я высвободилась из объятий Глеба и снова присела у могилы Марка, продолжая безудержно рыдать, Глеб стоял рядом, к нам подошли ребята, я посмотрела на них, они молча смотрели на меня.

– Хе.ово мне. Очень, – всхлипывая, прохрипела я, остатки водки провалились мне в горло, я накрыла голову ладонями, душераздирающий рев вырвался из моей груди.

– Настя, – Богдан присел рядом и обнял меня.

– Суровые сибирские мужики… они были преданны мне… Я же понимала, что Саян су.а, почему я не убедила их?! Зачем я послушала их? Зачем?… – разум затуманивал алкоголь… я перестала реветь… моя голова безвольно склонилась Богдану на грудь.

Ребята посмотрели на Настю – выпитый алкоголь сделал свое дело, Богдан взял Настю на руки, они все вместе еще несколько минут смотрели на могилы друзей.

– А ведь ни одного из них, Настя ни разу не назвала родным, – мрачно заметил Степан.

– Да, Степа, нам померать, вообще не положено. За что ей все это, твою мать? – еще более мрачно высказался Данила.

Они прошли к машинам. Богдан усадил Настю в машину и посмотрел на ребят.

– Мы заедем завтра, Богдан.

– До завтра, – ответил Богдан и сел в машину.

Приехав домой, Богдан подогнал машину к черному входу в дом, где его встретил Федор.

– Федор, детей убери, – сказал ему Богдан, выйдя из машины.

– Они у Анны, – ответил Федор.

– Очень хорошо, – сказал Богдан, взяв Настю на руки, Федор удивленно смотрел на него. – Пьяны мы слегка, Федор. Машину Насти с кладбища пригони.

– Хорошо, – ответил Федор.

Богдан пронес Настю в комнату, уложил на постель, сам присел рядом и посмотрел на нее.

– Маленькая моя, – тихо прошептал он, поцеловал ее щеки и вышел из комнаты…

Проснулась я около трех часов ночи, алкоголь свалил меня лишь ненадолго, на душе было паршиво и тяжело. Я тихонько встала с постели и ушла в ванную, приведя себя в порядок, я тихонько вышла на балкон. Открыв окно, я почувствовала, что за спиной кто-то стоит, обернулась и увидела Богдана, который держал в руках стакан с водой и таблетку аспирина, он бросил таблетку в стакан и протянул стакан мне.