Моя голова шла кругом. Чем больше я вникала в дела, тем меньше я видела причин этих бесконечных кровавых войн и вообще ничего не понимала.

Три недели я провела в клинике, здоровье поправила, дела, более менее, уладила, но… я все больше отдалялась от друзей, я отгораживалась от них, видела их непонимание и ничего не могла с собой поделать.

– Привет, – в палату вошел Никита.

– Привет, – сухо ответила я.

– Все, Настя, домой.

Я лишь молча хмуро смотрела на него.

Никита смотрел на Настю и с болью в сердце понимал, что Насти нет с ними. Высокомерная жестокая Мурена… Она не рвалась домой… Она не хочет домой… Она не хочет к детям… Никита был в недоумении. Он понимал, что Насте нелегко пережить все, что произошло, он не винил и не осуждал ее, как и все ее друзья. Они любили Настю и готовы были принимать ее любой. Далеко не каждый сможет пережить то, что пришлось пережить ей. Взрослые мужчины, все они видели опору в Насте, крепкую руку, которая вытянет из любой бездны и поможет в любой ситуации, но, любили ее совсем не за это, а просто за то, что она есть в их жизни. Они все понимали, но им крайне непонятна была ее отчужденность, холод и равнодушие… Они стали чужими ей… Ни кто из них не судил Настю, они жалели ее и очень надеялись, что вернувшись домой она сможет стать прежней…

– Домой, – хмуро ответила я. – Спасибо, Ник, – я крепко пожала его ладонь, горячих дружеских объятий Никита сегодня не дождался.

Я вышла из клиники, Никита прошел следом, во дворе меня ждал Богдан.

– Привет, – сухо сказала я и прошла в машину.

– Ник? – Богдан посмотрел на Никиту.

– Крепись, Богдан. – Никита пожал Богдану руку. – Я заеду к вечеру.

Приехав домой, я мнут десять сидела в машине, не решаясь выйти из нее.

– Насть?

Я хмуро посмотрела на Богдана, вышла из машины и прошла в дом. Дальше порога я пройти не смогла. Невыносимая боль разрывала мое сердце. Марк не встречал меня у камина…

– Мамочка! – из оцепенения меня вывели дети. – Мамочка, привет!

– Привет, мои маленькие…

Богдан надеялся, что приехав домой, Настя станет мягче, но… Решая дела вне стен дома, Настя становилась все более жесткой и отчужденной. Дома же Настя превращалась в безликую тень… посеревшее лицо… непроницаемый холодный взгляд… В отношении детей Настя вела себя спокойно и мягко, но… ни прежнего тепла, ни нежности… Отношения с друзьями становились все более холодными, и сводились лишь к решению текущих вопросов.

Неделю Богдан наблюдал за Настей и сходил с ума.

– Настя, – Богдан подошел ко мне со спины, я смотрела в окно, теперь, я постоянно стояла у окна и хмуро смотрела на улицу. – Поговори со мной, Настя. Я так больше не могу.

– О чем поговорить, Богдан? – сухо спросила я, посмотрев на него.

Богдан с надеждой смотрел в глаза Насти – на него смотрел холодный черный взгляд.

– Просто скажи мне почему? Настюшенька, милая, я прошу тебя, – он пытался пробиться к Насте, но натыкался лишь на высокомерие Мурены, терпению Богдана пришел конец. – Почему, Настя? – отчаянно хрипел он. – Почему ты отвернулась от нас? От меня, от детей, от друзей. Почему? Зачем ты роешь непреодолимую пропасть между нами?! Мы больше не нужны тебе? Мы больше не достойны тебя? Я больше не достоин, быть тебе опорой? – он с силой сжал мои плечи, продолжая смотреть в мой холодный взгляд. – Почему, Настя?

Богдан сорвался, я видела, насколько он устал. Я смотрела на него и понимала, что больше не в силах сдерживать себя, истинные чувства и эмоции вырывались из меня, и у меня больше не было сил сдерживать их.

Я с силой взяла его ладони и отстранилась от него.

– Настя… – Богдан обреченно смотрел на меня.