Но пока мы шли, я всё равно не мог избавиться от мыслей о бедной девчонке, которой ещё полтора часа назад обещал, что всё будет хорошо. Девочке было 16 лет, хрупкая, небольшого роста, внешне почти сформировавшаяся девушка, но всё же ещё ребёнок. Её ноги придавило куском разрушенной от взрыва стены, и около 16 часов она лежала под развалинами дома, моля о помощи. Её вытащил из под завалов отец, который во время ракетного удара возвращался домой из командировки. Через весь полуразрушенный город он нёс её к нам на руках, потому что из-за бомбёжки по улицам ехать было невозможно.

Девушка под завалами пролежала слишком долго. Такое состояние называется синдром длительного сдавления. Помимо самих полученных травм, главная проблема в том, что у человека в течении долго времени были перекрыты кровеносные сосуды, ткани не получали кислород и питательные вещества – ишемия. Это приводит к разрушению прижатого органа или конечности, и в кровь попадают токсины, которые могут остановить работу почек. Ко всему прочему, развивается, так называемый, ДВС-синдром – когда системы организма запускают стремительный патологический процесс сгущения крови и тромбообразования. Вся эта гремучая смесь патологических процессов может привести к смерти.

Насира, а именно так звали девушку, была под грудой камней настолько долго, что без хирургического лечения шансов на спасения не было. Мы нанесли множество глубоких разрезов на коже голеней – иначе убрать отёк и уменьшить интоксикацию просто невозможно.

Очнувшись после операции под бинтами она не видела, что мы сделали с её красивыми стройными ножками. Через переводчика минут 15 я успокаивал её и утешал, заверяя, что самое страшное позади, и теперь ей нужно просто отдыхать и набираться сил. В её чёрных бездонных глазах я увидел искреннюю веру в мои слова. И от этого сейчас мне становилось тошно.

– 

Алекс! Алекс, иди намывайся, – голос Дианы прозвучал как будто из далека, хотя он был всё это время рядом со мной. Я так погрузился в эти раздумия о Насире, что даже не заметил, как мы вошли в операционную.

– 

А? Что? Ага.. Да, сейчас… Иду, – растерянно ответил я, продолжая смотреть куда-то перед собой.

– 

Алекс, да, что с тобой?! Оставь эмоции на потом, – резко повернув обеими руками моё лицо к себе, проговорила Диана.

Обычно спокойная и милая, сейчас на её лице читалось раздражение и усталость. И это было оправдано, она спала немногим больше меня, и если я хоть иногда отходил от операционного стола, чтобы заняться своими терапевтическими делами – осмотр пациентов, коррекция лекарственных назначений и тому подобное. То работа Дианы состояла из бесконечных операций и перевязок. Кожа на её руках из-за постоянной обработки антисептиком и ношения перчаток стала ярко-розовой, почти красной, сморщенной, как после долгого нахождения в воде. Я знал, что ей уже было больно делать любое движение пальцами. Мне стало стыдно за своё малодушие. Мы все работаем на износ, и ещё много тех, кто ждёт нашей помощи, и, к сожалению, немало и тех, кому этой помощи не хватило. А я решил предаться самобичеванию и унынию в тот момент, когда это меньше всего уместно.

– 

Прости. Я здесь. Пошли работать, – ответил я виновато, и пошёл мыть руки.

В этот раз у нас вновь всё закончилось неудачей, но только уже на операционном столе. Уже не очень молодая женщина получила глубокие проникающее ранение в живот, повлекшее за собой сильную потерю крови. За сегодня мы оперировали её уже второй раз. Первый раз сразу после поступления, нам пришлось сильно повозиться, чтобы найти и остановить все источники кровотечения в брюшной полости. Осколки от снарядов затронули печень, толстый и тонкий кишечник, желудок, чудом не повредив поджелудочную железу и селезенку. Мы удалили часть кишки, ушили повреждения печени и желудок. И отправили пациентку в модуль интенсивной терапии, где наши реаниматологи уже продолжили лечение инфузиями и гемостатическими препаратами.