Затем дорога изогнулась и расширилась, и внезапно появилось очень много людей. Они в молчании стояли там, где путь огибал широкое озеро, вторгавшееся в деревню. В ней было множество разнородных зданий, и, видимо, здесь присутствовали все жители. Поначалу послышавшийся плач казался несовместим с этой тишиной. Затем в кругу зевак я разглядел расстроенную женщину, она прижимала к себе обмякшее тело ребенка: его одежда промокла от воды. Некоторые обернулись посмотреть, как мы приближаемся, но преобладающее настроение оставило их равнодушными к нашему присутствию. Трагическое молчание сказалось и на нас, и мы с похоронной торжественностью стали проходить мимо.

Я взглянул на скрюченного ребенка, мальчика лет восьми-девяти. Чувствовалось отчаяние женщины, и каким-то образом оно превратило эту сцену из чужой проблемы в бесконечное человеческое горе. Было что-то странное в этом восприятии, и у меня возникло странное ощущение, что кто-то, кроме меня, наблюдает за происходящим моими глазами. Новое чувство глубины превосходило мою повседневную беспечность. Как будто какое-то вневременное существо наблюдало за жизнью, разворачивающейся в медленном, древнем темпе планеты под моими ногами. Это напомнило мне о непостижимом опыте в коттедже Чарльза, но больше казалось проекцией на человечество. Мрачная толпа наполнилась архетипическим пафосом: потерянное племя первозданных детей, брошенных в эпоху тьмы и невежества. И что-то во мне вспыхнуло – зародыш идеи, лёгкая подсказка.

Я вырвался из похожего на сон состояния, не успев усомниться в его реальности. В моё время мальчика, наверное, можно было бы реанимировать. Я подумал о своей подготовленности к оказанию первой помощи и задался вопросом, смогу ли это сделать.

«Да, может, и смогу. Но как отреагирует толпа, если я попытаюсь, и что будет, если у меня ничего не получится?» – подумал я.

Меня охватило парализующее мгновение нереальности. Я знал, что в этой застывшей картине смогу удержать баланс жизни и смерти, но сомневался и боялся действовать.

«Они линчуют тебя», – пренебрежительно произнёс Мозговой Червь, первый раз за много дней, – «и ничего из этого не выйдет».

Я инстинктивно отпрянул от его ужасных внушений, но всё ещё колебался. Затем невыносимое страдание на лице женщины и необъяснимое желание дать Жаклин лучшее обо мне мнение сделали всё остальное. Я соскользнул с лошади и, прежде чем осмелился принять сознательное решение, побежал, проталкиваясь сквозь толпу.

– Сколько времени он был под водой? – спросил я, задыхаясь от страха и адреналина.

– Эй, ты ничего не сделаешь, он мёртв, – прохрипел человек с кислым лицом, хватаясь за мою одежду.

Женщина, ничего не понимая, дико взглянула на меня.

– Остановите его, он сумасшедший! – крикнул другой.

– Я спросил, как долго? – отчаянно выкрикнул я, чувствуя головокружение от того, что пошёл на такой риск.

Кто-то ещё потянулся, чтобы схватить меня.

– Пять минут, – простонала женщина, – он мёртв.

Я надеялся, что прошло менее пяти минут. Теперь в её глазах было что-то другое: проблеск надежды, наполнивший меня ужасом. Я добрался до неподвижного тела как раз в тот момент, когда двое мужчин схватили меня.

– Я попытаюсь! – воскликнул я, и неожиданно женщина в ярости набросилась на нападавших на меня.

– Оставьте его в покое! – прокричала она.

Я развернул мальчика, чтобы извлечь воду из легких, а затем уложил его и начал прокачивать сердце. Ненадолго останавливался, чтобы сделать искусственное дыхание «рот в рот» и продолжал, считая толчки громко про себя, чтобы успокоить нервы и отогнать потрясённое молчание толпы.