Несмотря на то, что в трудах этих учёных ещё не формулируется самостоятельная теория восприятия среды в узком смысле, все они заложили системные основания для будущих исследований. Их подходы подчеркивают, что человеческое восприятие, деятельность, мотивация и развитие не могут быть поняты вне среды – как физической, так и социокультурной. Среда в этих теориях – это не просто фон, а активный, структурирующий фактор, без которого невозможно ни полноценное становление психики, ни анализ поведения.

Важно отметить, что именно в рамках отечественной традиции сформировалось понимание среды как жизненного пространства – обжитого, освоенного, значимого, включающего в себя не только физическую реальность, но и символический, историко-культурный и эмоциональный слои. Эта линия получила продолжение в работах по психологии архитектуры, психологии дома, пространственным аспектам педагогики и социальной адаптации, а также в современных разработках по психологии места, атмосферы и феноменологии среды. В этом смысле отечественная школа внесла уникальный вклад в развитие глобального поля пространственной психологии, заложив в его основании неразрывную связь между субъектом, действием и средой как целостной системой формирования и проявления человеческой жизни.

Особое развитие психология восприятия среды получила в 1970–1980-е годы под влиянием зарубежной экологической психологии Джеймса Гибсона и Роджера Баркера, а также благодаря отечественным исследованиям в области архитектурной и средовой психологии. В этот период стали осмысляться принципы так называемой «экологической валентности» объектов – их субъективной значимости для конкретного человека, что особенно ярко выражено в работах С.Д. Дерябо и В.А. Ясвина.

Последний предложил концепцию образа среды как когнитивно-эмоциональной конструкции, в которой переплетаются чувственные, символические, телесные и экзистенциальные элементы. Среда в данной парадигме не рассматривается как нейтральный фон, скорее напротив, она становится активным фактором формирования переживаний, смыслов и психического состояния личности.

Важной отличительной чертой психологии восприятия среды является ее феноменологическая установка, предполагающая исследование не столько объективных параметров пространства, сколько его переживания, включенности в опыт субъекта, наполненности личностным смыслом. В рамках этой парадигмы пространство мыслится не как фиксированная структура вне сознания, а как то, что конституируется в акте восприятия, в интеракции между воспринимающим и воспринимаемым. Среда всегда дана через призму тела, памяти, ассоциаций, культурного фона и эмоционального состояния. Таким образом, то, что мы называем «пространством», это не нейтральный фон, а явление, переживаемое как значимое, метафорически насыщенное и глубоко субъективное.

Такой подход во многом восходит к философии Эдмунда Гуссерля и его идее интенциональности сознания, согласно которой всякое сознание всегда есть сознание о чём-то, направленное на нечто вне себя. Пространство в данном случае становится объектом интенционального акта, но не в смысле «пассивного фона», а как активный участник переживания. Учитывая это, можно говорить о пространстве как о субъективной форме бытия, доступной через чувственный, телесный, символический и экзистенциальный опыт.

Продолжая эту линию, М. Мерло-Понти в своей «Феноменологии восприятия» подчеркивает, что тело не просто воспринимает пространство – оно вписано в него, телесность и пространственность существуют в диалоге. Пространство не развертывается перед телом как внешняя координатная сетка, но как поле возможностей, действий, состояний. Именно поэтому восприятие среды всегда окрашено экзистенциально, оно говорит не столько о среде, сколько о субъекте в ней, о его безопасности, тревоге, уместности, подлинности или утрате себя. Человек, оказавшийся в заброшенном здании, чувствует вовсе не «стены» или «архитектуру» – он переживает заброшенность, пустоту, страх или возбуждение, зависящие от индивидуальной структуры переживания.