Живет такая бабушка Аглая,
Искуснейшая знахарка в стране.
Собрался он в дорогу, ехал долго
До бабушки Аглаи, только вот —
Всё как обычно, поздно и без толку:
Целительница больше не живёт.
ИДТИ И ВИДЕТЬ
Проверен на неудачу
Десятками скорых лет,
Идёт повзрослевший мальчик,
Не видя окружный бред.
Он выше приобретений,
Что можно пощупать, впав
В отброшенный образ тени,
В отсутствии личных прав.
Он смотрит на мир – по ходу,
Исполненный нужных чувств,
Стыдясь своего народа,
Прозревшего на «чуть-чуть»
(в похожести устремлений,
торопятся мертвецы
к бетонным своим селеньям,
простёртым во все концы).
Пахучий июльский воздух
Идущему – в добрый час!..
Ирисы, петуньи, розы
Нисходят к нему с террас…
Транзитным своим маршрутом,
Свернув на бульвар цветов,
Он верит в правдивость утра,
Но только не в бой часов,
Но только не в эти лица
С гуашью остывших глаз…
А время горит, дымится,
Но… не обжигает нас.
НЕ В ЭТОТ РАЗ
А в городе просто идёт дождь,
Триолями сыплет, дробит, стучит,
На тёплый асфальт нанося чертёж,
Похожий на небо, чей серый вид
Вгоняет в унынье. И как всегда,
Стремясь подпитаться от этих струй,
Тихонько вращая колки гитар,
Творцы начинают свою игру.
Но мне в этом творчестве места нет.
Спонтанен и волен мой дирижёр.
Как будто не слыша дождя, поэт
Смеётся в тональности «ля-мажор».
Осталось лишь грянуть раздольно – «А-а-а-х!!!..»,
И… плясом – в кадриль, развернув гармонь,
Чтоб пальцы, скучающие на ладах,
Пустились по кнопкам, как резвый конь!..
Посмотрим тогда, что ответит дождь…
«Пардон»?, «Я ошибся»?, «Сейчас-сейчас»?..
Но дождь доброй сотней унылых рож
Ответствует: «Полно… Не в этот раз…»
«Я лежу на раскладушке под берёзою в июле…»
Я лежу на раскладушке под берёзою в июле.
В листьях бронзово-зелёных солнце раннее живёт.
А вокруг мелькают птицы – настоящие певуньи.
И комарик не кусает. И мошка не достаёт.
И не верится, что где-то громыхает канонада,
Просыпается торнадо, погибают города…
И жужжит мне шмель на ухо: «Отдыхай, старик… Не надо
Раздраж-ж-жать себя тревогой, так как радость – не беда».
Слева – плюхаются волны, справа – сена стог высокий.
Пахнет клевером и мятой, да виолой голубой.
Но шуршит с особой грустью нам в ответ треста-осока,
Что и радость в этом мире перемешана с войной;
Что пройдёт ещё мгновенье и сиреневые тучи
Запоют холодным громом, отливая изнутри
Сверхбезудержным желаньем, предложив на всякий случай
Скрыться в доме поскорее, запершись замка на три.
Но не хочется мне верить ни в грозу, ни в эти тучи.
И, лежа на раскладушке под берёзою в тени,
Я в итоге заключаю, что мне здесь гораздо лучше
И меня не напугать им аллегорией войны.
НА БЕРЕГУ…
А волна набежит и… откатится,
Набежит и… опять назад.
Всё пройдёт, ничего не останется:
Ни отцветших картин, ни дат.
Что гудишь, планетарный боулинг?
Слишком тесно твоим шарам?
Так столкнутся они, тем более,
Что, по правде сказать – пора.
Загостились мы что-то, граждане,
Бесполезно топча пути.
А ведь надо нам всем и каждому
Просветление обрести…
Но природа не может эрами
О прозреньи напоминать,
Усыпать нам дорогу перлами
Да ответного блага ждать.
У неё, у природы, в общем-то,
Тоже сроки и циклы есть.
Но вожди, что парят над площадью,
Отдают не природе честь.
Отдают они честь Фантазии
И послушным её рабам,
Рычажками гремя унитазными,
Отправляя природу в спам.
А волна набежит и… откатится,
Набежит и… опять назад
Каракатицей чёрною пятится
И…
Архангелы в небе трубят.
СНОВИДЧЕСКИЕ ПОДВИГИ ТОВАРИЩА ПЭ
Заходит Пэ на «радио-шансон»
И, негодуя, рявкает бульдогом:
«Грязнить эфир вам больше – не резон!
Совсем рехнулись, да?!.. Побойтесь бога!
Даю вам шанс! Буквально со среды,
Минуя всех пиндосов и певичек,