Поэт задумался.

– А знаете, видится море, счастливое небо. Прелестный край с природой, удовлетворяющей воображение. Горы, сады. Любимой моей надеждой было увидеть опять полуденный берег Крыма.

Старик согласился:

– Странная карта, пожалуй, напоминала нижнюю часть полуострова, от Севастополя до Феодосии.

И продолжил:

– Когда говорят о Крыме, вспоминаю черно-белый фильм из пионерского детства. Как два товарища его завоевывали. Не забывая при этом документальное кино снимать.

Поэт удивился:

– Простите, благодетель, зачем? Он же с 1774 года наш. Добровольно вошел в состав. После шести лет изнурительной войны.

Старик вздохнул:

– Определенно сказать сложно. Может, хотели счастье людям принести. Или подарить их кому-нибудь, – покачал головой. – Ныне зарубежные политики, проклинающие коммунизм, не спешат расставаться с его дарами. И сохранить их не способны. Но мы здесь порядочно задержались. Закрывайте карту, отправимся дальше.

Приняв обязанности экскурсовода, старик широким жестом показал на вход в следующее здание.

– Сложно представить, что дом строился для состоятельных людей. У парадной двери два «украшения». Первая – стены обклеены портретами не пойманных «джентльменов удачи». Вторая – с деревенской непосредственностью на тротуаре укрепили две двутавровые стойки.

– В появлении «тавров» тоже я виноват?

– Нет. Как раз в этом вас никто не обвиняет. Это блюстители порядка. Отделение полиции. Не надеялись зодчие, которые строили, на такое дополнение.

– Не буду возражать, – согласился Поэт. – В мое время никто не безобразничал перед своим жилищем, мешая прохожим.

– Не будем ворчать, – сказал Старик. – От этого вид здания не изменится.

Он повернулся к дому напротив:

– Лучше полюбуемся нарядным стилем московского модерна начала прошлого века. Рустированные первые этажи дома. Монументальные эркеры. Далеко выступающие балконы.

По фасаду раскиданы орнаменты с играющими детьми на больших досках и растениями на малых. Принятых в дорогих доходных домах каменных чудовищ, отгоняющих все недоброе от жителей, заменили возмущенные женские маски.

– Возможно, – сказал Поэт, – имелись в виду инкубы, демоны разврата. Меня больше занимает декоративная стенка над венчающим сооружение карнизом. Знаете, древние греки называли их «аттиками» и венчали ими триумфальные арки, символы своих побед.

– Да, – согласился Старик. – Вижу две мужские маски по краям, поющие вечный гимн своему герою. В середине доски, в лучах славы, вознеслась заглавная буква «М». Инициал купца-застройщика. Больше информации о герое нет. Памятник рукотворный себе. Память о добрых делах, судьбе и портрет не сохранились.

– Историческое право государей награждать гербами. Дает ли богатство право на восхищение и монументы? Если его богатство лишь для себя, за что уважать человека? За обладание им толстой пачкой денег?

– В детстве, – вспомнил Старик, – был случай. Ломали старый дом, и в нем рабочие нашли клад: саблю и пачки старых денег. Бесполезные деньги бросили в печку. Они не сгорели, а вылетели в трубу. Представьте землю, покрытую чистым снегом, на котором равномерно лежат разноцветные бумажки с портретами императоров из дома Романовых. Значит, и те деньги, и буква «М» были неправильными?

– Ах, мне бы тот клад найти, – вздохнул Поэт и продолжил: – Давайте будем букву «М» считать шуткой. За оставленную красоту в камне. За деньги немалые, но не больше нескольких процентов от стоимости дома.

Вдруг Поэт изменился в лице, попросил старика повернуться к улице и сам спрятался за него. И быстро заговорил: