– Да, – призналась я.

– Тогда мы пойдём.

Я наклонила голову и прищурилась.

– Мы?!

– Не вместе, – поспешно ответил он, заметив мой пристальный взгляд. – Но я могу отвезти тебя в город и высадить у Леры. Она разберётся сама.

– А деньги?

Он пожал плечами.

– Деньги не имеют значения.

– Ты говоришь, как человек, который имеет деньги.

– Для человека, который работает на людей с деньгами, ты испытываешь к ним большое презрение.

Я поджала губы.

– Дело не в этом. Просто… у меня никогда не было денег. Ты и твои друзья – известные люди. Я же знаю, как живут неимущие. И видеть другую сторону – это даёт надежду и стимулирует тебя к чему-то большему. Этого у меня никогда не будет. Неважно, сколько бы я ни работала.

– Это не Американская мечта.

– Ага, как будто, если я буду тянуть себя за верёвочки, что-то сможет изменить для таких людей, как я, – саркастически заметила я. – Большинство людей скованы обстоятельствами, в которых они выросли. Мало у кого есть реальная возможность совершить прыжок вверх. И даже когда они прыгнули, и уже там, их не примут.

– Это невероятно пресыщенное восприятие нашего мира.

– Зато невероятно реалистичное.

Лео протянул руку и почесал голову Тома.

– Могу я задать тебе один вопрос?

Я пожала плечами.

– Ты можешь остаться.

Он усмехнулся.

– Что ж, это большое облегчение. Хотя это был не тот вопрос. Я вроде как уже догадался, что остаюсь, основываясь на том факте, что ты пришла поговорить со мной прямо сейчас.

– Хорошо. Я должна была это озвучить.

– Верь мне, а ты мне не веришь.

Я покраснела от выражения его глаз, он хотел разгадать мою тайну.

– Что ты хотел спросить?

– Чем ты занималась в тот первый день на пляже?

– Ты же видел, чем я занималась, – сказала я с застенчивым смешком.

– Нет, я имею в виду, почему ты вообще там оказалась? У меня не складывается полная картинка воедино.

– О. – Я опустила глаза на руки. На самом деле, я не хотела бы рассказывать эту историю. Не потому, что мне было стыдно, что я сделала, скорее было стыдно за то, почему я это сделала. Как я могла сказать человеку, у которого было все, что у меня ничего не было? Как он вообще отнесётся к тому, что мне отказало столько выставок и галерей? Я чувствовала себя уязвимой в этом вопросе, не зная, как смогу со всем этим справиться.

– Послушай, ты не обязана мне ничего рассказывать, если не хочешь.

Я вздохнула и встретилась с ним глазами. Честно говоря, чему это может повредить? Больше я никому об этом не рассказывала. Я даже скрыла это от Лизы. Она постепенно изучала процесс выставок и музеи, и у неё была такая вера в мои способности, без реальных знаний о том, как все устроено и работает. На самом деле, было бы неплохо поговорить с человеком, который хотя бы примерно знал, как все работает, даже если он был из академических кругов, и к художественной жизни не имел никакого отношения.

– В тот день, когда появился ты, я получила несколько неприятных писем с отказами от моего агента. Вернее, от помощника моего агента. Все они писали, что у меня нет таланта, мои картины скучные и неприятные, и в целом я бумагомаратель.

– Господи.

– Да. Ну, оказалось, что я даже не должна была получать эти письма, помощник моего агента по ошибке отправил мне неотредактированные письма. В понедельник утром я получила письмо с извинениями, но было уже слишком поздно.

– Слишком поздно. Этого помощника нужно уволить.

Я пренебрежительно махнула рукой. Я не хотела никого увольнять, но это была огромная ошибка. И я все еще ощущала эффект этих комментарий над своей картиной.

– Во всяком случае, я так разозлилась в тот вечер. Я распечатала все письма с отказами, которые получала и сожгла их, как ритуальное жертвоприношение. Затем для собственного очищения, я… ну, ты знаешь.