Он выиграл благодаря своему уму, своей стратегии, своей реакции и своему дару. Да, это дар. Я ведь хочу так же. И у меня будет так же. Кто меня остановит?

Еду по прямой. Только спустя время нервозность отходит, все произошедшее не кажется таким уж и ужасным. Это театральная пьеса, да, мне в ней отведена главная роль. Но ведь главная. А значит, в моих силах что-то внести новое в постановку. Возможно, со временем и отменить ее.

Возвращаюсь поздно. В доме выключен свет. Даже странно это, думал, после того, как сбежал с собственной свадьбы, отец будет поджидать меня у дверей дома. Ошибся я. Никого нет.

Открываю ворота. Они с шумом расходятся в стороны, пропуская меня и мою малышку внутрь. Второе правило – не паркуйся, как му*ак. Поставь свое чадо правильно. Машина – твое лицо. То, как она выглядит, то, как ты к ней относишься – важно.

Захожу домой. Тишина. Какая-то грустная. Я будто правда один в этом дома. Меня кинули. Смеюсь этой мысли. Потому что парадоксально. Всегда хотел этого, а осознав, стало не по себе. Но я ошибся. У лестницы большой белый сугроб – свадебное платье. Похоже на растаявшее мороженое. Мерзкое зрелище. Недалеко валялись туфли.

Поднимаюсь наверх. Открываю дверь в комнату и включаю свет.

– Черт!

На кровати Мила. Спит. Сложенные ладошки подложила под голову и тихо посапывает. Даже не шелохнулась. Устала. Я подхожу к ней ближе, всматриваюсь в ее лицо, мягкие женские черты. Небольшой курносый носик, аккуратный, длинные темные ресницы и губы. Они не полные, не такие, как у каждой на сегодняшний день. Бантик. Ее губы выглядят как бантик. Усмехаюсь этой мысли. А потом Мила резко распахивает глаза.

– Я попался, да? – признаюсь я, ведь отпираться глупо.

– Что ты делаешь? – ответила она будто и не спала вовсе: голос бодрый, без хрипотцы.

– Как что? Пришел за супружеским долгом. У нас вроде как брачная ночь, – решил я с ней поиграть. Мы ведь друзья? А друзья могут подстебывать, так?

– Утро, ты хотел сказать, – не испугалась. Чувствую, что передо мной неплохой соперник. Возможно, и правда не все так плохо. Будет интересно, думаю.

– Значит, утро.

Начинаю раздеваться, не отрывая от нее свой взгляд. Обвожу ее тело, что прячется под одеялом. Медленно расстегиваю пуговицы на рубашке, вынимаю ремень из петель, открываю молнию, снимаю брюки и откидываю их в сторону ногой, как нечто ненужное, лишнее. Берусь за край боксеров.

– Если это шутка такая, Глеб, то мне не смешно.

– Отчего же?

Подхожу ближе, упираясь коленями в матрас, нависаю над ней. Между нами каких-то пятнадцать сантиметров. Очень близко, слышу ее запах. Какая-то шоколадка. По-дурацки как-то. Милка пахнет шоколадкой Милкой. Надеюсь, без орехов. Терпеть их не могу.

Теперь вижу страх в ее глазах.

– Молчишь? Не люблю, когда женщина молчит в постели.

– Ну, тогда тебе точно не ко мне, – улыбнулась она своим бантиком, спрятала свой страх куда-то глубоко, но я все равно его вижу.

– Ты девственница?

– Что? – опускает глаза, не смотрит больше. Теперь все стало ясно.

Не отхожу от нее, так и нависаю сверху. Хочу, чтобы посмотрела на меня, подняла темные глаза и взглянула.

– Ладно, Милка, расслабься. Мы же просто друзья, забыла? – отступаю, все-таки нет цели сильно ее напугать. – Да, почему ты опять в моей комнате?

– Мама. Когда меня привезли в этот дом, то отвели прямо в эту комнату. И … я заснула.

– Пи*дец мамаша у тебя. А свечку она подержать не хотела? Простынь с кровью показывать надо будет? – Мила краснеет. Ловлю себя на мысли, что это выглядит очаровательно, но быстро эту мысль откидываю далеко и запираю на самый надежный замок. Пусть не высовывается даже.