– Куда идти?

Дама, жестом пригласив следовать за собой, повела их через прихожую, загроможденную массивными кожаными креслами и старомодной, с мно-жеством крючков, дубовой вешалкой. Затем они прошли в просторную гостиную.

Из нее – в маленькую, очень опрятную, почти без мебели комнату и, наконец, в

коридор, заканчивающийся полуоткрытыми двустворчатыми дверями.

– Она здесь.

Пропустив всех вперед, женщина осталась стоять на пороге, прижав

ладони к груди и глядя в полумрак полными тревоги глазами.

Больная лежала на широкой кровати, обложенная подушками. В комнате пахло лекарствами и старыми вещами. Высокий потолок почти терялся в

невероятной высоте. Тяжелые шторы на окнах плотно задвинуты. Слабый источник света, находящийся на столе, тускло освещал коробку из-под обуви, полную разных пузырьков и коробочек. Доктор подошел к кровати и поставил свою

сумку на стоящий у изголовья стул. Женщина часто и тяжело дышала. Глаза

закрыты. Лицо синюшной бледности, усиливаемой лампочкой искусственного

света из единственного горящего рожка старомодного торшера, блестело ка-пельками пота. Доктор взял женщину за левое запястье. Она тут же отдёрнула

руку и открыла глаза.

– Что вы тут делаете?! Я никого не звала!

– Ваша дочь позвонила, – спокойно объяснил он.

– У меня уже давно нет дочери, – произнесла больная хрипло. – Ухо-дите! Ирина! Я же просила, – недовольно сказала она.

Мужчины в халатах подошли ближе.

– Давайте мы хотя бы проверим …

– Нет!

Врач нахмурился.

– Возвращаемся в машину, – приказал он своим спутникам и, взяв со

стула сумку, направился к стоящей у двери молодой женщине.

– Сами видите: больная отказывается от помощи. Значит, она в ней не

нуждается. Выведите нас из этого лабиринта.

Внезапно пациентка застонала и попросила:

– Постойте! Мне действительно очень плохо сейчас. Невероятно болит сердце, вот здесь… и жжет плечо. Простите великодушно!

Врач тут же вернулся, доставая на ходу стетоскоп. Поставив сумку на

прежнее место, он склонился над больной и привычно, словно передвигая дам-ки по шашечному полю, внимательно прослушал сердце и легкие.

– Что вы принимаете? Сколько прошло времени…

– Ириша, ответь, – прошептала пациентка.

– Вот нитроглицерин! Немедленно под язык! Если через 5 минут не

поможет, я сделаю укол.

– Вам нужен свежий воздух, – сказал доктор заканчивая осмотр, – а

здесь совершенно нечем дышать!

Он подошел к окну и одним движением раздвинул шторы, впуская поток дневного света. Тот, словно обрадовавшись возможности побывать там, куда ему ранее никогда не разрешали заходить, с любопытством мгновенно

заполнил всю комнату.

Провозившись несколько минут с рамами, доктор недовольно завор-чал:

– Господи! Ведь лето на дворе, а окна ещё заклеены.

Убедившись в нежелании рам подчиниться и полной бесперспектив-ности дальнейших попыток, он достал из кармана ключ, разорвал им бумагу на огромной форточке и открыл её, толкнув наружу. Коктейль звуков жизни огром-ного города ворвался в помещение.

– Вот так-то лучше.

Поворачиваясь к пациентке, врач хотел добавить что-то нравоучитель-ное, но всмотревшись в лицо пациентки и незамеченные прежде в полумраке фотографии, глядевшие на него теперь со всех стен, промолчал…

– Постойте! Вы… Не узнал без этих портретов.

– Я и сама себя иногда с трудом узнаю, – видимо, не первый раз отвечая так, усмехнулась женщина. – Мне уже явно лучше. Вы хороший доктор.

– Я ничего для вас ещё не сделал.

– Мне действительно лучше. Резкая боль ушла, а к тупой я привыкла.

Простите, что отняла так много времени.

Она посмотрела с укором на Ирину.

– Могли бы помочь кому-то, кто нуждался в этом больше.