– Любите вы помечтать Екатерина Андреевна. Вы думаете, я против этого что-то имею? Просто мне подсказывает моё сердце, что наша Лебедева не родит к двенадцати.

– Любите вы, каркать! – постучала по дереву седоволосая женщина. – После того как поставили окситоцин дело быстрее пойдёт.

– Не знаю, не знаю. Чувствую, весёлый Новый год будет! Наверно, пойду ещё раз её посмотрю. Женщина уже немолодая: тридцать лет. Тем более первые роды, долгожданные. Семь лет ребёнка ждали. – Мария Ильинична поправила шапочку и вышла за дверь.

В скором времени она вернулась и, присев на край стула, стала набирать номер на стареньком дисковом телефоне. На другом конце провода не ответили. Повторив попытку, бросила трубку на рычаг. Закрыв лицо руками, она несколько минут сидела так, о чём-то размышляла. Затем решительно поднялась.

– Ждать больше нельзя. Нужно срочно «кесарить» Лебедеву. Я думала, дозвонюсь, заведующему, но видно придётся самой. Скажи, пусть готовят операционную. Срочно! Я сейчас буду.

– Мария Ильинична, а что случилось?

– Я посмотрела внимательно эту женщину, там абсолютные показания к кесареву сечению: слабая родовая деятельность не поддаётся медикаментозной коррекции, а хуже всего то, что у плода разгибательное вставление головки и лобное предлежание. У нас мало времени, – она окинула взглядом маленький накрытый стол, манящий вкусно пахнущими салатами и добавила:

– Если задержусь, встречайте без меня.

– Да что вы! Справитесь, ещё только пол одиннадцатого,– заметила пожилая акушерка.

Мария Ильинична открыла дверь ординаторской. На глаза попался всё тот же праздничный стол. От одного только вида еды её затошнило. Стараясь не смотреть на притягивающую взгляд закуску, она схватила кусок хлеба со стола и подошла к шкафу. Порывшись в халатах, нащупала маленькую фляжку, плеснула из нее себе в пустую чашку, выдохнула и, зажмурившись, выпила обжигающую горло прозрачную жидкость.

Седоволосая акушерка зашла именно в тот момент, когда Мария Ильинична полной грудью втягивала в себя хлебный запах.

– Мария Ильинична! Ну что ж вы без закуски! Я же ничего не трогала, вас ждала, сейчас вот шампанское откроем, – засуетилась женщина.

– Не нужно шампанского, – коротко ответила врач.

– Случилось что-то? Так долго длилась операция, что я уже стала волноваться.

– Случилось. Мы эту Лебедеву чуть на столе не потеряли, пришлось жертвовать ребёнком.

– Боже мой! – перекрестилась седоволосая женщина. – Мария Ильинична, не расстраивайтесь так. Наверно суждено ему было не родиться. Лебедева молодая женщина, родит себе ещё одного. Бог дал Бог взял.

– В том то и дело, что не родит. Пришлось ампутировать матку, – тихим голосом ответила Мария Ильинична.

Наступила длительная пауза, во время которой Екатерина Андреевна обдумывала всю нелепость ситуации. Теперь можно было предположить, что все её старания пропадут зря. Стол так и манил своим изобилием, а есть в такой момент было свыше её сил. Чтобы не соблазняться и быть солидарной с коллегой в её горе, Екатерина Андреевна встала из-за стола и открыла форточку. Запах еды пропитал всю ординаторскую и предательски щекотал ноздри, вызывая обильное слюноотделение во рту.

Мария Ильинична почувствовала, как тяжелеют её руки, приятное знакомое тепло разлилось по всему телу, в голове зашумело, чувство вины притупилось. Она ещё раз посмотрела на праздничный стол и махнула рукой – «Не пропадать же добру!»

– Екатерина Андреевна, не справедливо будет оставить всё это не тронутым. Если честно, я очень есть хочу. Давайте присаживайтесь. Где ваше шампанское? Только мне чуть-чуть.