– А у меня тоже дед на войне был! – сказал кто-то.

Учительница вздохнула.

– Все, начинаем.… Включайте «Смуглянку»!

Встреча проходила в теплой, почти домашней обстановке. Обычные бабушки и дедушки, если не считать многочисленных наград на их груди, добродушно беседовали с молодым поколением, почти также как со своими внуками и внучками за чашкой чая на кухне.

– Ариночка…, – легонько толкнула учитель девочку.

Арина, худенькая, светловолосая, с жиденькой косой, поправила очки. Было заметно, как она волнуется. Выступающая кашлянула в кулак.

– Просим, Няня! – донеслась чья-то одинокая негромкая реплика.

– … У нас у каждого в классе есть кличка, – наконец, начал не в тему школьница.

Нина Юрьевна удивленно посмотрела на нее.

– У меня – Няня…, – по залу прокатился смешок.

– А, меня, друзья, Ежиком называли, деточка! – подбодрил девчонку ветеран. Металл ярко заблестел на его кителе под светом электрических ламп, – Потому, что я сопел во сне…

Смех усилился. Пожилые гости начали переговариваться, вспоминая свои истории. Когда народ успокоился, Арина продолжила:

– А связано это с моим именем. Меня зовут Ариной…

– Родионовной! – весело выкрикнули снова.

– Нет, – жестко оборвала девчонка, – Павловной. Я хочу сказать, – и ее маленькое существо преобразилось, голос стал уверенным и четким, – Что горжусь своим именем. Невзирая, ни на какие прозвища, потому, что назвали меня так, в честь моей бабашки – Арины Васильевной Лякишевой – боевой летчицы, героя Советского Союза, сбившей сорок немецких самолетов, и погибшей за нашу Родину, за меня… еще не родившеюся… под Калининградом….

Наступило пронзительное молчание. Учительница, подавив ком в горле, смахнула выбежавшую наружу слезу.

– Молодец, Лякишева…

– Эта ее фотография, – дрожащими пальцами показала девочка залу, пожелтевшую от времени карточку, – Только одна и сохранилась…

Квадратик старой картонной фотобумаги, с блеклым, едва различимым изображением, сам по себе ни о чем не говорил. С задних рядов, вообще, был виден лишь маленьких клочок бумаги, но ощущение соприкосновения с чем-то великим, значимым, а именно с историей, даже не семьи Лякишевых, а всего советского народа, народа-победителя, потрясал присутствующих школьников и взрослых, осыпая мурашками по коже.

– Вот, так Няня…

Мероприятие закончилось.

– Круто, Лякишева! – сказали пробегавшие мимо мальчишки, – она с недоверием посмотрела на них, – Не, на самом деле круто…

– Я прямо чуть не разрыдался! – изобразил издевательскую гримасу всем известный задира из параллельного «В», Мухин. Он тоже спешил, и не понятно специально или случайно, выбил из рук девочки дорогое фото. Последнее, упало, отпечаток пыльного каблука остался на нем.

В глазах девчонки появились слезы. Она наклонилась, чтобы поднять фотокарточку. Оказавшийся рядом Ванька передернулся. Парню вспомнилось черно-белое фото Анны, тайничок в зарослях шиповника… Его заколотило изнутри.

– Стой! – остановил девочку Ванька, и крикнул, – Муха!

– Чего тебе?! – обернулся недовольный сверстник.

– Вернись на минутку, – попросил вежливо Ванька.

Заподозрив не доброе друзья, попытались остановить его.

– Оно тебе надо, Гриша?

Но парень, проигнорировал их.

– Зачем звал? – подошел Мухин и вылупил на Ваньку, свои большие, на выкате глаза.

– Подними! – потребовал Иван, указав глазами на фотографию.

– Чего?!– ухмылка перекосила лицо подростка, – Гриша, ты – больной?

– По-хорошему прошу, просто подними, – ровным голосом повторил парень.

– А это видел! – неожиданно ткнул тот Ваньке в лицо шиш.

Ванька побагровел от злости.

– Нарываешься на неприятности, Муха!