Отец Вильхельм оторвался от своей работы, внимательно разглядывая палец на руке у статуи Сердца Иисуса, который он только что осторожно приклеивал и так же внимательно оглядел Марину, словно высматривая: не нужно ли приклеить и ей что-нибудь.

– У меня всё в порядке, – сообщила она, выставляя вперед ладони.

Настоятель засмеялся. Звук его смеха легко прокатился по ризнице басистым колокольчиком. Растаял тихо в следующей комнате за открытой дверью. Затерялся где-то в её таинственной глубине, среди наставленных высоких шкафов. Отец Вильхельм достал бутылочку с растворителем и намочив кусок ткани, старательно вытер маленькую кисть. В воздухе резко запахло ацетоном.

– Бес, которым одержима Николь, называется постпубертатный возраст, – мягко сообщил он, на что Марина только поморщилась и чихнула. – Ты и сама отлично знаешь. Пойдем с тобой выйдем отсюда, чтобы не было для тебя проблем.

– Вы хотите сказать, что не верите в одержимость, отец мой? – Марина едва братила внимание на его заботу, просто отметила, как должное. И только мгновение спустя, устыдилась. Разве его обязанность помнить о её аллергии?

– Почему же, верю.

Она смотрела, как он спокойно убирает своё "рабочее место": ставит осторожными движениями статую на стол, затем, не торопясь, сворачивает газету с обрезками дерева, клочками ткани, испещренную каплями краски и клея. Прищурив глаз, он примерился и бросил свёрнутый газетный лист, попав точно в корзинку, стоящую возле стены под окном.

– Или церковь уже не проводит в нашем современном мире такой обряд? Вы хотите сказать, это уже средневековщина, да? – поинтересовалась Марина. Посмеиваясь, отец похлопал её по руке. Поднялся, убирая в ящик клей и кисть.

– Не совсем. Для этого нужны серьёзные показания, Мери. Нужно, чтобы были очень и очень большие проблемы, – поманив её за собой, отец Вильхельм вышел из ризницы под высокие своды храма. Марина, пошла следом, оглянувшись напоследок на статую Христа. – Вообще, если присутствует большая опасность, например, от наркомании или алкоголизма, уже можно говорить об одержимости. Каждый священник может производить экзорцизм. И производят, но не очень часто. Иногда даже и не сообщают пациенту о сущности обряда: знающий верующий поймет и так. И не признаются в этом, обычно. Ну, кто скажет: "а вот у нас в приходе одержимый!" или: "меня избавили от одержимости"…

Он помолчал, остановившись и рассматривая, задрав голову, витраж над хорами, под которыми находился вход. Несколько витражных стекол лопнули, что явилось большим огорчением и большими расходами. Временно вставили простые стекла, которые светлыми пятнами нарушали всю композицию. Марина проследила направление его взгляда и угадала его неслышный вздох. Сразу ясно, настоятель до сих пор не нашёл денег на этот непредвиденный ремонт. А ведь эти стекла лопнули ещё перед началом лета. Затем он двинулся дальше, чуть опустив плечи. Оглянулся и окликнул её, видя, что она всё ещё стоит в дверях ризницы, глядя на огромный алтарь.

– Пойдем, пойдем, Мери. У нас в епархии есть назначенный экзорцист. Такое утверждение тебя убеждает в серьёзном отношении церкви к данному вопросу? Хотя к чему это я тебя спрашиваю? Может, тебе нужно снова походить на уроки катехизации, а Мери?

Марина догнала его и сразу вспылила, услышав последнюю фразу. Попыталась взять себя в руки, но, не удержавшись, поинтересовалась:

– Сразу сделали вывод, что я забыла основы вероучения, отец мой? – и едва уловимая обида всё же мелькнула в её голосе.

Он, повернувшись к ней, положил ладони ей на плечи.

– Помилуй, я сам регулярно хожу на подобные уроки, думается, мне очень нужны уроки по изучению Библии, я её знаю недостаточно.