Прошлое в тени настоящего Александр Наумов
Жизнь на кусочки нарезает моменты,
меняя все быстро…
…фрагмент за фрагментом.
Однако на главном останутся метки,
в архиве… под сердцем…
…любимые кадры твоей киноленты.
Глава 1
– Сережа! Сережа! Сереженька!
– А-а-а!?
– Дорогой, все хорошо! Я рядом!
– Я опять кричал во сне?
– Да!
– Боже! Прости! Сильно тебя напугал?
– Я привыкла. Ты же знаешь.
– Не хочу, чтобы ты привыкала к такому.
– Милый, но это все еще ты. И все еще такой теплый и ранимый ото сна. Крики когда-нибудь пройдут.
– Думаешь? – недоверчиво перебил ее он.
– Знаю. Все пройдет.
– А я уже не верю. Это какой-то нескончаемый кошмар. Ты, наверное, уже устала.
– Это часть тебя. Тем более я знаю причину.
– Ты должна меня ненавидеть.
– Почему?
– Именно потому, что ты знаешь причину. – Он встал и, подойдя к окну, резко отдернул шторы.
Его силуэт конкурировал с первыми лучами света, которые еще очень аккуратно и насторожено пробирались в их спальню. Сегодня день не обещал ничего позитивного в части погоды. Но свет сочился сквозь витражи, он обволакивал его тело и тянулся к ней. Свет был молочный, туманный, тягучий и сырой. Но он был. Свет был. И это уже хорошо.
Дождь начинал рисовать свои первые линии. Он продирал гладь стекла, однажды надеясь его проточить. Напрасно! Это было очень сложно сделать. Вопреки всей этой новомодной литературе про то, как надо себя поднять с дивана и сделать невозможное, либо начать хотя бы со стойки супергероя, так часто хотелось послать все и не делать ничего. Реально, «счастливые» лица соцсетей больше раздражали, нежели мотивировали. Она понимала, что это временная слабость, что она испачкала себя ей. И что надо все же брать пример с дождя.
Из месяца в месяц, из года в год, из столетия в столетие, из века в век он продолжает настойчиво свое дело и, надо отдать ему должное, частенько добивается успеха. Взять хотя бы эту дыру, да что там дыру, дырищу на дороге около их подъезда. Вчера бахнула в нее днище машины, думала, что пробила колесо, слава богу, обошлось. А ведь асфальт клали меньше года назад. Но у дождя как-то получилось пробраться в самую суть корявых ручек тех, кто это делал. Он смог оголить ущербность их профессионализма. Он смыл всю пыль процесса, оставив в итоге дырень, сияющую своей чернотой и утягивающую в нулевой результат.
Она продолжала смотреть на своего мужа, а он продолжал стоять к ней спиной, наблюдая за новым днем. Не видя лица, она чувствовала, как каждая его мышца была напряжена. Тело способно нам сказать о многом. Его язык увлекателен для того, кто научился его читать. Так вот тело ее мужчины говорило лишь о том, как тяжело дается ему новый вдох еще одного дня. Это тело однажды натянулось, как струна, и не хотело расслабляться.
В детстве она любила такое растение, плод которого, созревая, лопался от касания. Она не помнила его название и вообще не была уверена, что когда-то знала. Это было не важно. Важно лишь то, что в конце августа можно было подойти, дотронуться до этой части растения, и оно сразу же лопалось, и во все стороны разлетались семена. Семена новой жизни. Они стремительно летели вниз, чтобы вонзиться в землю настоящего и прорасти будущим.
Если сейчас подойти к его телу и дотронуться, он тоже мог лопнуть и разлететься во все стороны, только не частичкой новой жизни. Он мог взорваться мельчайшими фрагментами ненависти. На каждой его игле был бы яд нежелания жить. Яд, который он хранил в себе, который разрушал его ежесекундно.
Она старалась помочь. Ей не легче, но она смогла справиться. Он же продолжал тонуть в чувстве вины. И каждый день уносил его все дальше от берега. Еще чуть-чуть и она уже не сможет до него дотянуться. Еще немного и он не схватит руки. Он изменился. Она понимала, что прежнего его уже не будет. Она тоже не сможет быть как раньше. Но жизнь ведь продолжается. Им надо учиться ее жить.
– Сережа! – мягко произнесла она, боясь потревожить его мысли.
– Да, Веруся.
– Как ты?
– Норм. Я долго так стою?
– Я не считала минуты. С тобой время летит.
– Можешь порадовать своего мужчину?
– Дорогой, хочешь кофе, может, омлет?
– Хочу манную кашу!
– Неожиданно!
– Сам не верю сказанному. Вот прям почувствовал, что хочу и все!
– Я сейчас гляну. Мне кажется, манки нет у нас. Если только осталась после … – и она оборвала себя на полуслове.
– Да, он ее очень любил. Странно, я всегда удивлялся, почему именно ее. Она ведь такая жижная. Такая склизкая. Такая растекающаяся. А он ведь был другой.
– Да.
– Ты помнишь?
– Я помню все. До самой крохотной детали. Я ничего не забыла.
– Вера?
– Да.
– Я не хочу кашу. Я передумал.
– Кофе?
– Стакан воды лучше.
– Надо что-то поесть.
– Зачем?
– Чтобы были силы.
– Зачем?
– Сережа, хватит. Мы договорились с тобой. Сегодня у тебя прием у психотерапевта. Помнишь?
– Такое не забудешь!
– Прогресс есть.
– Не знаю.
– Я не спрашиваю тебя. Я это утверждаю!
– Ну, тебе виднее.
– Во сколько ты к доктору?
– А то ты не знаешь!
– Я все знаю, я твоя память, а твое сердце и твоя жизнь. Главное, чтоб ты это все помнил и, конечно, не опаздывал.
– Еще бы! Врач-то – специалист высшего разряда. Ждать не привык!
– Не привыкла. Твой доктор – женщина, если ты забыл.
– Если я даже забуду, она обязательно мне об этом напомнит.
– И как же?
– Своим видом.
– Мне уже сейчас начинать ревновать?
– Будь спокойна. Я буду держать себя в руках. Ну, если хочешь, подари мне эти… ну, как их там в старину делали… специальные трусы с замком.
– Идиот! Я напоминаю, что ты ходишь на прием к врачу узкого направления.
– Да, сверлит она глубоко и делает местами очень больно.
– Зато это работает!
– Опять утверждаешь?
– Факт!
– Ладно. Поужинаем сегодня?
– Милый, это ты сейчас сказал?
– Да!
– Я в шоке! Я реально не помню, когда мы в последний раз куда-то с тобой ходили.
– Мы были в бане с тобой недавно.
– Я не понимаю, что было со мной, когда я в тебе влюбилась? Баня – это очень романтично, особенно та общественная, где мы были на прошлой неделе. Именно об этом я мечтала, ты – волшебник!
– То есть ужинать не идем?
– Размечтался! Я выберу лучший и самый дорогой ресторан и буду готова к восьми. Постарайся не заплывать далеко.
– С чего ты решила, что я сегодня пойду к морю?
– Я хорошо тебя знаю, дорогой. Сегодня обещают сильный ветер, дождь стеной. Штормовое предупреждение.
– И ты меня так спокойно отпускаешь?
– А что я сделаю!? Если я скажу тебе, не ходи, ты меня послушаешь?
– Нет!
– Вот, именно! Я могу только принять этот этап в твоей жизни и верить, что все будет снова хорошо.
– Это у тебя отлично получается – верить! Имя работает на все 100%.
– Сережа, скажи, тебе было хоть раз там страшно?
– Нет.
– А тогда скажи, тебе было хоть раз там хорошо?
– Нет.
– Приходя туда, что ты чувствуешь?
– Я прихожу туда, словно напичканный лидокаином. Я не чувствую ничего в моменте. Но стоит мне зайти в воду, и во мне просыпается вулкан злости, ярости, гнева. Вода проникает в каждую мою клетку, она пытается меня поработить. Я ненавижу ее! Я проклинаю ее. Я хочу ее заморозить. Я хочу ее высушить. Я хочу забрать у нее форму, ее великую форму, как она забрала у нас его. Я хочу, чтобы все высохло в этом мире. Каждая твоя и моя слеза. Чтобы потрескалась земля, как потрескались наши с тобой сердца. Чтобы вода кипела, и ей было невыносимо больно, как было ужасно больно нам с тобой. Я хочу, чтоб ее не было. Но она есть, вопреки всему. Она есть, а его нет!
– Но разве только она виновата?
– Мне все равно.
– Просто будь аккуратнее!
– Да, спасибо, что понимаешь меня. Я сам себя не понимаю, а у тебя это так ловко получается. Я иду туда, где будет невыносимо, и при этом не могу туда не ходить. Да, я хочу реванша. Я хочу ее победить, но как? Я не знаю. Оседлать волну? Нет, другое. Я хочу с ней слиться, чтоб она проникла в меня, и в этом момент я отдам ей всю боль, до последней капли, чтоб ей стало жутко, невыносимо, нестерпимо. Чтоб она орала от боли, моей боли. Я хочу, чтобы вода помнила, что стала проклятием для меня.
Мерзкая, мокрая, не знающая пределов, выплескивающаяся через край. Не принимающая компромиссов, сносящая все на своем пути, стремительная. Я хочу, чтоб она пропиталась моим ядом и стала отравой для всех и каждого, кто ее боготворит. Чтоб эти глупцы либо раскаялись, либо сдохли. Я хочу, чтобы вода захлебнулась от моей ненависти к ней. Вот что я хочу! И так каждый раз. Вновь и вновь. Я схожу с ума, милая?
– Дорогой, ты просто проживаешь свои чувства. Ты имеешь на это право. Вода стерпит. Я стерплю. Все будет хорошо! Может, съешь хотя бы бутерброд? Я приготовлю, как ты любишь, на хрустящем хлебце, тонкий слой лосося, очень нежного. Может, это сделает тебя немного счастливее. Давай!?
– Угу. И кофе тоже буду, хотя лучше чай!
– Чай?
– Да, хочу изменить свою жизнь. Начну хотя б с этого. Перестану пить кофе, теперь только чай.
– Как всегда критичен и радикален.
– А мой психотерапевт так бы не сказала.
– И как бы она сказала?
– Она сказала бы, что такие фразы разрушают личность.
– Вот как?
– Да. И знаешь почему?
– Почему же?
– Потому что они делают человека заложником образа, вешают на него ярлык.
– Поподробнее можно?
– Можно, только было бы неплохо, если б ты завтрак параллельно начала готовить.
– Хитрец!
– Так вот, когда мы говорим, например, кому-то «ты, как всегда или ты постоянно», то мы сажаем личность человека в клетку безысходности. Он, может, и хочет перестать косячить, но ты его уже вогнал в шаблон «вечно плохого».
