– Ну, Женька, та понятно, за ней вообще невозможно уследить, она совершенно непредсказуема, вечно шарится по проходным и лазает по заборам, а то вдруг разворачивается и идёт в противоположную сторону… Достала своими штучками!

Гриша не собирался рассказывать про чёрный ход и ответил вопросом на вопрос:

– Ну, хорошо, у меня, предположим, есть то, чего вы сами не знаете, но жаждете иметь, а Женя-то вам зачем?

Лёва смутился и объяснил, что эта Сонька, дура ревнивая, просила понаблюдать за ней, мол, не крутит ли она шашни с её драгоценным Гришечкой. Так эта Женя буквально на ровном месте пропадала, словно под землю проваливалась, он ни разу не смог сопроводить её даже от работы до дома. И не то, чтобы она замечала слежку, нет, просто всегда ходит разными путями. Вот то ли дело преподаватель сопромата, за которым как-то Виктор послал его проследить, так этот придурок даже в метро всегда лезет в одну и ту же дверь одного и того же вагона – третий от конца, вторая дверь с начала – вспомнил, смеясь, Лёвка. Через неделю наблюдения он знал об этом типе буквально всё и мог предсказать каждый его дальнейший шаг.

– Да уж, Женя не такая! А этот-то тебе зачем?

– Плевать мне на него, зато находка для детективов!

– Тоже мне, майор Пронин нашёлся! – хмыкнул Гриша, а про себя с улыбкой подумал: видно, недаром все мечтали заполучить Женю к себе в команду, когда играли в казаки-разбойники. Кому это удавалось, тот и выигрывал. С ней не соскучишься, это точно, она ещё до школы обожала проходные дворы, а к пятнадцати годам уже знала практически все хитрые проходы, соединяющие кривые переулочки Маросейки, Солянки и Сретенки.

Ах, эти московские дворики нашего далёкого детства! Кто может сравниться с вами по обаянию и таинственности!? Увы, теперь вы уходите навсегда, оставив в сердцах давно повзрослевших детей добрые чувства, и самые дорогие и тёплые воспоминания. Иногда кажется, что главная и лучшая часть нашей жизни прошла внутри этого маленького и уютного мирка со своими законами, правдами и неправдами, и во многом определила дальнейшую судьбу её обитателей, научив общению и терпимости. Там мы узнавали, что такое дружба и верность, научились хранить секреты и держать слово, там же впервые столкнулись с предательством и встретились с первой робкой влюблённостью.

Во дворе тогда все были равны, дети люмпенов и вчерашних крестьян из далёкой глуши, москвичей «из бывших» и дворника-татарина, жившего в подвале дома и грозно покрикивавшего на шалунов, профессорских детишек и пухленьких малышей еврея-ростовщика – все ходили друг к другу в гости, будь то «коммуналка», где в каждой комнате жило по 5–6 человек, или шикарная квартира с антиквариатом. И любого из маленьких гостей соседи всегда сажали за стол и угощали, чем могли, хоть и жил он в том же дворе. Если вдруг у кого-то появлялись новые лыжи или санки, кожаный мяч или велосипед, все радовались за него, а он тут же объявлял драгоценность достоянием двора, с опаской поглядывая в сторону родителей. Если те вдруг оказывались рядом, то вовсе не сердились, а лишь добродушно и одобрительно переглядывались, радуясь, что у них растёт добрый отзывчивый ребенок. Родителям было всегда спокойно за своего малыша: старшие ребята ни за что не позволили бы обидеть его или увести незнакомцем со двора. Здесь впервые узнавались удивительные игры, впитавшие в себя народные традиции и поговорки, припевки и танцы. Жаль, до боли жаль, что теперь всё это уже практически ушло из жизни наших детей, и двор заменён компьютером, а настоящая жизнь – виртуальной.