Снег ложится на землю. Тысячи миллиардов снежинок. И никто не знает и не задумывается о судьбе каждой из них. Которая раньше растает, какая позже, почему?.. Придёт тепло, и все они изойдут водой.

Сотни, тысячи детей рождается на земле одновременно, неизвестно что им уготовано, когда они окончат свой путь. Но есть на свете близнецы. Их таинственная связь многократно замечена, но не объяснена, а порой мистически интригующа. Разлучённые, даже потерявшие из вида друг друга, они чувствуют свою кровную половину на любом расстоянии. Болеют в одни и те же дни, женятся одновременно, даже не зная об этом! В их семьях одинаковое количество детей! Если один из них попадает в беду – другого охватывает беспокойство, ему становится тревожно, нестерпимо плохо. В уставах многих армий записано, что разлучать близнецов запрещено! Они служат вместе, в одном подразделении, всегда выполняют одни те же задания, и, случалось, один выживал только благодаря тому, что второй пришёл на помощь в критическую секунду, оказался рядом. Да и по неписаным законам разлучать близнецов – грех!..

А события, происходящие независимо и вдалеке друг от друга, часто лишь по прошествии времени становятся близнецами, благодаря своей одновременности и обнаружившейся связи.

К приезду гостей всё было готово. Назначенный день ожидали с нетерпением, каждый по своей причине. Медленно соображавший Пашка – потому что под влиянием разговоров с Зинкой всё больше привыкал к мысли, что у него теперь есть папа, мама и сестра Китти. Он хотел скорее их увидеть и подарить им свои самые дорогие вещи, и поехать с ними туда, где они будут вместе жить, кататься с горки, есть жареную картошку. Сколько хочешь! И мороженое! Ирина Васильевна – потому что стремилась поскорее устроить Пашку, которого все они любили, и чтобы никакие розыски и нововведения не помешали этому счастливому событию. Вилсоны – потому что почувствовали, что уже скучают по мальчишке, которого видели всего неделю, но успели полюбить, и который, фактически, уже жил с ними в их семье, в их доме. Они всё время обсуждали, как он будет учить язык, в какую школу его отдать, как они вместе будут показывать ему любимые места: рыбалку, пиццерию, парк Брук Дейл с новым футбольным полем; как они поедут покупать ему одежду; как летом отправятся на океан на Сенди Хук и вместе будут прыгать на волнах; или на целый день в аквапарк и кататься с высоченных водяных горок, а может, на сафари… Без него уже не обходилось ни одного разговора!

Незадолго до прилёта американцев Сиротенко позвонил Волосковой.

– Приезжайте! Поговорить надо! – и она решила, что это удобный случай высказать всё напрямую по поводу её тревог и его нововведений, но он опередил: – Ирина Васильевна, а я-то как в воду глядел!

– Вы о чём, Иван Михалыч? – сердце её ударило не в такт, предчувствуя что-то неприятное.

– Дак, вот выходит, что проверять-то надо… У мальчишки вашего родственники объявились! Ближайшие!

– Отец, что ли? – спросила она с досадой и ехидно.

– Не-ет. Не отец, да и был ли он?! – шутка не получилась. Волоскова молчала. – В другом детском доме близнецов проверяли, и выходит по всему, что одна мать у них.

– У близнецов? – опять ехидно отпарировала Волоскова. Она будто оборонялась.

– Ирина Васильевна! – врастяжку произнёс Сиротенко. – Ирина Васильевна, у близнецов-то одна мать, но, выходит, и у Леснова Павла она в матерях числится. Так вот…

– Зойка? Не может быть… – откликнулась она упавшим голосом и почувствовала, как дурнота подступает к горлу. – Иван Михалыч…

– Ну, что, Иван Михалыч, – досадливо прозвучало в трубке. – Приезжай, поговорим, – он помедлил и добавил переходя на «вы» и официальный тон: – Вы ж хотели поговорить! Начистоту – правильно догадываюсь?! – голос его опять смягчился. – Можно сегодня, хочешь завтра… Нет, завтра не могу…