Поднимать мне стыдно вверх свои глаза,

Все мы – как на сцене, только нет кулис.


На душе тревожно, как-то все не так,

Однобоко все – любовь и зависть.

Я хотел по полочкам, а опять бардак,

Многого хотел, осталась малость.


И живу нормально, полюбил врагов,

Я им благодарен за седины,

Говорят, седины красят мужиков,

Бьются в ребра бесы за грудиной.


Жизнь понять, наверно, не дано нам,

С легкостью мы можем лишь терять,

Счастья миг с весенним перезвоном

Даст мне силы дальше жить опять.


И опять я к небу взгляд свой устремлю,

Посмотрю тревожно… но с улыбкой

Все люблю под небом, жизнь свою люблю,

Пусть она и кажется нам зыбкой.

Стихийное

Я, как родился, полюбил стихию,
Когда ломает ветер дерева,
И от дождя впадаю в эйфорию,
Когда с грозою и когда с ведра.

Люблю весной разлив до помраченья,

Когда нет русла, только есть поток.

Ломает льды, как хрупкое печенье.

Безумен он, коварен и жесток.

Я обожаю вьюги завыванье,
Когда наотмашь и когда в лицо,
Метели сумасшедшее рыданье
И крепкое морозное словцо,

Когда штормам двенадцать баллов мало

И тучи ветром разрывает в небесах.

Такие чувства, сердце чтоб стонало,

И радость, чтобы слезы на глазах.


Люблю все настоящее, простое,

Когда мне правду в лоб или в глаза,

Без силикона чтобы все, живое

И водка с черным хлебом как слеза.


Вот так живу, мне в штиль неинтересно,

Когда не дует и когда не льет.

И говорить мне что-то бесполезно,

А то мой овен от спокойствия умрет.

Траурное

Под оркестр желтоватый гроб

Мимо глаз уносили вдаль,

Бил меня запоздалый озноб,

Разливалась в глазах печаль,

Вот и кладбище, все в цветах,

Я здесь несколько раз бывал,

За предательством следует крах,

После краха сюда – в отвал,

Похоронены здесь мечты,

Женихи на белых конях,

Мерседесы, принцессы, коты

И баранина на углях,

Здесь и теплый уютный дом,

Рай забытый лежит в шалаше,

Золотой и серебряный лом,

Просто курица в лаваше,

А ответной любви моря

И проколотые носы,

И про яхты мечтали зря,

Здесь и капли большой росы,

Тут запросы про трон и стул,

Про здоровье детей своих,

Кто всю жизнь свою спину гнул,

Здесь их стон про богатство стих,

Плюнул я и пошел назад,

Только как же прожить без мечты?

Помечтать я, конечно, рад,

Только пусть это будешь не ты…

Чужая жизнь

Я пью воду степную, целебную,

Что течет по просторам Руси,

Я люблю свою Родину хлебную,

Где в озерах живут караси,

И не нужен мне бургер заморский,

Мне бы сала и хлеба из ржи

Или масло и сыр вологодский

Для смиренья широкой души,

Никогда не заменит мне Темза

Тех красот, что на Волге-реке,

Не заменит картинок из детства,

Где держу я жука в кулаке,

Только к вечеру жизни беспечной

Понимаешь, что что-то не так,

И все чаще с обидой сердечной

Ощущаешь, какой ты слабак,

Не насытится сердце чужбиной,

И душой ты уже невелик

Подлетаем – и страх за грудиной,

«Здравствуй, Родина!» —

«Здравствуй, старик…»

Чуждое

Не принимают вас к себе погосты.
Бежали в смерть, поверив клевете.
На душах самомнения наросты,
Таких не распинают на кресте.
Послания, записки. Для кого?
Что прочитают в них живые люди?
Оправдываясь смыслом: «Жизнь г..но».
Не дождались, что поднесут на блюде?
Боитесь жить? Я логики не вижу,
Ведь смерть страшнее, это навсегда,
Идете к краю,
ближе,
ближе… Ближе                                                        Когда же разум слышит слово «да»?

Веревки, яды, бритвы и ножи,

Высоток крыши или просто речка,

А дальше темнота, вы – миражи,

Везет тому, кого хранит осечка.

Я презираю вас, кто выбрал суицид,

И вырву вас из памяти навечно,

Таблеток горсть – и обеспечен стыд

Друзьям, любимым и родне беспечной.

Ударит молотом известие друзей,

Родня узнает, как их сердце ноет,

Любимым будет в сотни раз больней,

Они свою любовь не упокоят.