Я умудрился закончить факультет физики пединститута Герцена. Девяносто процентов этого заведения молодые девицы. Про это заведение ходил анекдот: «В России легализовали проституцию. Для ЛГПИ Герцена требуется только один звонок в правительство – переходим на легальное положение». Хотя это не так. Большинство студенток были красивые, умные, хорошие девушки.

Фарцовка в Апраксином, кассеты, часы шмотки и прочее. Надо было жить и выживать. Мотогонки на Ленинградском мототреке, где я умудрился не сломать ни одной кости, не считая вывихнутой руки. Многие из моих друзей по этому спорту закончили гораздо хуже.

Еврей Исакович из соседнего дома на Шепетовской был мелким начальником на ЛОМО (Ленинградское оптико-механическое объединение). Там могли производить все. Эта контора поставляла компоненты для военных и космических программ помимо всего. Он организовал там подпольное производство крестовин и распредвалов для «Жигулей», которые были в большом дефиците тогда. Друг Александра Броневицкого, бывшего мужа Эдиты Пьехи. Я вставлял крестовины в его жигули тоже. Я распространял это все оптом и в розницу на ленинградских автомобильных толкучках. Меня называли королем крестовин.

Танька и Антонина из того же соседнего дома. Мы познакомились, гуляя собак. Антонина, Танькина мама, метрдотель в гостинице «Октябрьская», что у Московского вокзала. Она говорила на всех языках, на финском, польском, английском и пр. Она скупала у поляков и финнов шмотки, которые я потом распространял. Я спал с ее дочерью Танькой. Танька не догадывалась, что я сплю с ее мамой тоже, хотя это случилось много позже.

Я любил Антонину, и она любила меня. У нас была абсолютная, полная гармония в отношениях, как в постели, так и в жизни, мы были бы идеальной парой, если бы не разница в возрасте, как она говорила.

В ту осень мы у нее на даче. Она не догуляла в молодости и отдавалась любви со всей душой. У нее, конечно, были любовники. Был один офицер. Однажды, когда она привела его домой, Танька отказалась уходить.

Моя Антонина, тебя уже давно нет в живых. В ту последнюю ночь на ее даче в позднем октябре, когда мы просто вышли ночью и гуляли по вязкой дороге с первым снегом, я вдруг сказал себе – это наша последняя встреча. Так и случилось. Бедная Таня, она любила маму. Мама была все для нее.

Балерина Алла Осипенко. Народная артистка, лауреат премии Анны Павловой. О ней написаны книги. В то время мы были относительно молодыми, но с разницей в 20 лет. Алла любила молоденьких мальчиков. Она жила с ее танцевальным партнером Джоном Марковским, который тоже был младше нее. Алла в ее квартире на Желябова часто устраивала выставки разного рода художников андеграунда, на которые приходило большое количество людей. Власти, конечно, об этом знали и терпели до поры до времени. Дверь в ее квартире никогда не запиралась. На столе всегда-всегда были водка, вино и коньяк. Все это иногда превращалось в попойки. Частым гостем на них была подруга Аллы, легендарная балерина 30—40-х годов, Татьяна Вечеслова. Она появлялась всегда в середине веселья. Надо сказать, что эта женщина в свои 70 лет могла спокойно выпить бутылку водки не пьянея, при этом как будто это вода. Она была близкой подругой Анны Ахматовой. Они так и похоронены рядом на кладбище в Комарово. Мы слушали оригинальную запись «Реквиема» на старом магнитофоне в ее квартире.

Алла была с КГБ на широкой ноге. Те могли просто без звонка заявиться в ее квартиру и доверительно побеседовать. Один раз она устроила большую выставку художников у себя на квартире. Выставка просуществовала несколько дней. Но потом спустя некоторое время ей все же сказали это убрать, потому что об этом уже трезвонили по ВВС и Голосу Америки. И пригрозили немножко. Но это были уже восьмидесятые. Как можно посадить народную артистку?