Он тоже кричал, звал ее, был неестественно возбужден.

Мальчику вдруг стало неловко, и он одернул его:

– Да не ори ты!

И тот вдруг поник, опустился, обмяк. Он уже не кричал, лишь слабо махал рукой.

А город разноцветно сиял огнями. Напротив через пролив пароход медленно отходил. Его оттягивал разноцветный буксирчик. Дедушка сидел на скамейке у стенки на передней палубе. Он был бледен, или так казалось в сумерках приближающейся ночи, не говорил ничего, смотрел невидящими глазами на удаляющийся светящийся город и думал о чем-то о своем…

На следующий день было только море. Пустое серое море. Пароход был все тот же. Вечером в зале опять играл все тот же ансамбль. Не хватало пианиста и басиста. Та самая красивая женщина не танцевала. Она сидела на приступке у входа, с распущенными волосами и в стоптанных туфлях без чулок. Утро. Осень. Нефтяные разводы на воде. Доки. Портовые краны. Желто-серые здания. Солнце сквозь туман. Ленинград.

В ту осень, гуляя у Петропавловской крепости, он шел и оглядывался на этот лежащий на асфальте ярко-зеленый лист на фоне разбросанных по земле желтых листьев, и думалось ему: «Вот этот момент еще не ушел». Как будто оглядываясь и смотря на удаляющийся лист, он возвращался в то уже прошедшее время. Когда смотрел вперед и не думал об этом листе, казалось – там будущее, оно уже наступило, прошлое навсегда ушло. Но что-то заставляло его оглянуться, и опять вдалеке все так же лежал этот зеленый лист, и был тот же самый момент, когда он в первый раз видел его. И оказывалось, что прошлое продолжалось.

Кутает ночь звездной россыпью улицы сонные,

Бродит она по аллеям и парком пустынным.

Шпили соборов возносятся в небо бездонное,

Пробили полночь часы перезвоном старинным.

Тихо спускается ночь на уставшие клавиши,

Вечную музыку в наших сердцах сотворяя.

Тяжесть земной суеты в этот час оставляешь ты,

Душу свою неземную себе открывая.

Музыка льется откуда-то светлая, лунная.

Это нам звезды поют о мирах неизведанных,

И отзывается в нас она мягкими струнами,

Струнами нашей души и печалей неведомых.

Что-то хотят нам сказать эти звезды туманные,

Будто зовут нас они своим светом загадочным

В сказочный мир, где мы будем гостями желанными,

Словно нам счастья и жизни земной недостаточно.

Шляется ночь, превращая все в тени и странности,

Черная фея, в небесном своем одеянии.

Грезы нам шлет она светом далеких туманностей,

Дарит с великим и вечным земное свидание.

Что же ты, ночь, в этот час с нами сделала?

Что же ты мучаешь души людей неприкаянных?

Это тобою дорожка проложена белая,

Так уведи нас по ней на вселенной окраины.

Ночь опустилась, и стало все в мире таинственным,

Нам подарило душевное это страдание.

Вечное, то, что для нас всегда будет единственным,

То, что скитается там по путям мироздания.

Мы жили в маленькой деревушке на берегу озера. Школа была далеко. Иногда, когда мороз отпускал, снег становился мягким, тяжелым, сумка с тетрадями оставлялась в сарае, ружье висело на плече, а на снегу оставался лыжный след и бесчисленное количество заячьих…

1970. Был тот день, когда весна, вдруг вырвавшись на волю, обливает, обволакивает робким теплом замерзшую землю, постепенно освобождая ее от зимних пут. Капало с крыш, несмотря на легкий морозец, стекали еле заметные ручейки с дороги, крупные наледи на ней почернели, по обочинам протаивал себе путь к почве конский навоз, издавая неповторимый, дурманящий весенний запах. Чирикали воробьи, где-то пилили дрова, и всюду в воздухе раздавался тонкий аромат свежеструганных досок.

Он стоял на остановке и ждал автобуса. Поодаль стоял мужчина. Мальчик обратил внимание на него потому, что тот внимательно смотрел на него и отводил глаза, как только он оборачивался в его сторону. Лицо мужчины казалось мальчику знакомым, но он не мог вспомнить, где он видел его.