– А может, они тебе ствол к виску приставили! Может, заставляют тебя это говорить.

– Но меня не заставляют! – возмутился Кип.

– А может, и заставляют!

– Но не заставляют же!

– А может, и заставляют!

Пока они спорили, я осмотрелся в поисках брата. И обнаружил его в самом безопасном месте: под поездом, прямо у двери багажного вагона. Фонарь все еще был при нем, и между тягами и досками под «Тихоокеанским экспрессом» скользили странные маслянистые тени.

Среди этих теней выделялся длинный угловатый силуэт, растянувшийся под вагоном на каких-то железках прямо за Старым. Я моргнул, надеясь, что глаза одумаются и придут в чувство, но они упорно настаивали: передо мной очертания человеческой фигуры.

– Вот дьявол, Густав… кажется, там еще один мертвец запрятан.

Но я ошибся. Это был не мертвец, а вполне живой и бодрый мужчина, и он спрыгнул на пути прежде, чем брат успел обернуться.

Раздался глухой удар, и Густав кубарем выкатился из-под вагона. Фонарь вылетел у него из руки и, перевернувшись несколько раз в воздухе и ненадолго разорвав темноту яркой вспышкой, угодил Локхарту прямо в лицо. Каким-то чудом колба не разбилась и пинкертона не залило горящим маслом, превратив его в шестифутовую спичку.

– Оу-у! – взвыл Локхарт.

– Что там? – крикнул Моррисон.

– Меня кто-то пнул, – проворчал Старый.

– Человек под вагоном, – подтвердил я.

– Ба-бах! – вступила винтовка Моррисона.

– А-а-а! – завопили все остальные.

Единственным человеком, которому нечего было сказать, был тот, кто приложил моего брата сапогом. Фонарь погас, и я видел только скрюченный ерзающий силуэт, однако было ясно, куда он направляется: на другую сторону поезда. Стоит только проползти под вагоном, и скрыться в бескрайней черноте пустыни не составит труда.

– Вон он! – закричал я. – Держи его!

Никто из лежавших рядом, однако, не мог броситься в погоню, ибо, лежа на животе и прикрывая голову руками, особо далеко не убежишь. Поэтому Локхарт, решив, что пуля быстрее, поднял револьвер и направил его под вагон… и почти прямо в меня.

Помимо того, что я оказался в неуютной близости к линии огня, я бы не доверился меткости старого пинкертона даже в полдень, не говоря уже о ночной темени. И даже если бы Берлу удалось не всадить пулю в меня, вокруг было полно металла – колеса, рельсы, тяги, – от которого та легко могла бы срикошетить не по адресу.

– Погодите, мистер Локхарт… – начал я.

Но времени для разговоров уже не оставалось. Густав был ближе и просто протянул руку и выкрутил револьвер из пальцев Локхарта.

Тот вытаращился на него в изумлении, которое тут же перешло в ярость.

– Ах ты, тупой сукин…

Его прервал вскрик и глухой удар с другой стороны поезда.

– Эй! – крикнул я в темноту. – Есть там кто? Поймали его?

– Он у меня, – ответил низкий голос. – А что у вас там творится?

– Курьер палит в нас из ружья!

– О боже ты мой. Моррисон! Это я, Бедфорд, кочегар. Сними палец с крючка, а то еще попадешь в кого!

– Но нас же грабят! – прокричал в ответ Моррисон. – Разве нет?

– Нет никаких грабителей! Зато клоунов полно! Давай-ка успокойся, ладно?

– Э-э… ладно, – глухо пробормотал курьер почтового вагона. – Но дверь я все равно не открою.

Ствол медленно втянулся в амбразуру и исчез.

Когда люди, залегшие перед вагоном, начали подниматься, вместе с ними поднялся неожиданный шум: это был смех.

Сейчас пассажиры выглядели лишь серыми силуэтами во мгле, но я успел хорошо разглядеть их раньше, в поезде. Это были ремесленники и коммерсанты, неплохо устроившиеся люди, которые возвращались домой в неплохо устроенную жизнь. Неудивительно, что они смеялись и болтали, как в антракте представления «Дикий Запад». Произошедшее казалось им спектаклем. Они просто еще не повидали в жизни достаточно смертей.