Тётя Нина ушла в зал, и оттуда послышался хруст старого дискового телефона: она набирала номер.

Сенбернар Манс приподнял огромную голову и вопросительно посмотрел на Никиту. Тот кивнул и поставил тарелку с огромным бутербродом на пол. Пёс слопал угощение в один присест, почти не жуя, осторожно скосил печальные глаза в сторону зала и снова развалился на полу. Тарелка вернулась на стол. Пёс уже давно служил утилизатором пищи, которая не вмещалась в друзей Павла. Без ведома гостеприимной тёти Нины, само собой.

Вспышка!

Констриктор слаб и разрушается…

Из зала доносились неразборчивые фразы. Тон старушки был нетерпеливым, но сдержанным.

Никита потёр онемевшее лицо, выплюнул в тарелку уже ставшую пресной жвачку, насыпал в кружку три полных ложки кофе, залил кипятком. Подумав, добавил ещё ложку кофе и принялся мешать. Голова кружилась от усталости и переутомления. Кофеин поможет на полчаса-час. А что дальше?

Вспышка!

Безумство крысы приведёт отчаянных на виселицу…

Вспышка!

И тела будут качаться во тьме целую вечность, пока не придёт мёртвый царь и не устроит трапезу на месте казни…

Вспышка!

Никита сделал большой глоток, не замечая, что горячий кофе обжигает горло. Голоса отступили, оставив какой-то гул в голове и тошноту. Он сделал ещё глоток, не чувствуя вкуса, и повернулся. В дверном проёме стояла Нина Викторовна. Её рот был широко открыт, и оттуда показался язык – длинный, влажный, цвета перезрелой вишни. Он свисал до самого пола.

Вспышка!

– Ты что-то неважно выглядишь, Никита, – сказала тётя Нина и озабоченно всмотрелась в его измождённое лицо. – Круги под глазами, губы синюшные… Ты, часом, не заболел? Может, я, чая тебе налью? С малиновым вареньем или с мёдом?

Никита зажмурился, что было сил, и выдавил из себя смешок.

– Спасибо, всё хорошо. На работе завал – на сон остаётся мало времени.

– Совсем тебя там замучили, – сокрушённо покачала головой старушка. – Что это за контора такая, что сотрудникам ни дня покоя нет? На них пожаловаться надо за такое обращение. Козлы!

Замеров неопределённо кивнул, не то соглашаясь, не то опровергая обвинения.

– Бледный какой – смотреть больно. Молодец, что бутерброд съел. Допьёшь кофе – и ложись немного подремать.

Вспышка!

– Вон в зале, на диване. Я тебе подушку принесу.

Вспышка!

– Пашка только через час приедет: начальник задерживает. Я тебя разбужу, как он появится. Ложись, ложись.

Вспышка!

Нина Викторовна отвернулась к раковине и не увидела, что Никиту передёрнуло всем телом. Руки конвульсивно вскинулись и упали. Он впился в спину женщины диким, безумным, больным взглядом, словно хотел её ударить.

«Не спать, не спать, не спать! – пронеслось в голове. Учащённое сердцебиение стучало в висках. – Не спать! Не спать! Не спать! – Никиту залихорадило, бросило в жар. – Я не буду спать! Нельзя! Ни в коем случае нельзя!»

Тётя Нина принялась мыть посуду, сетуя на жадных начальников, которые только и делают, что выжимают из работников все соки и не создают нормальных условий для отдыха.

В хранилище Арцетуды заточена та, которая удержит мир от краха…

Вспышка! Вспышка! Вспышка!

Порабощённая нация генокани, сбивая ноги в кровь, бредёт по бесконечной стеклянной пустыне…

Вспышка!

Тикали часы на стене, из крана лилась вода, пенная губка в руках хозяйки со скрипом скользила по тарелкам. Запредельно далёкий голос тёти Нины рассказывал давнюю историю о покойном муже. Под столом дремал сенбернар Манс.

Вспышка!

Никита медленно откинулся назад, облокотившись о стену. Его сухие потрескавшиеся губы нездорового фиолетового цвета беззвучно шевелились. Руки, лежавшие на столе, слегка подрагивали. Зрачки, налитые кровью, не спеша ползли вверх, словно он хотел посмотреть в потолок, не поднимая головы, – выше и выше.