Без мрака нет света, без ужаса нет радости, без безобразия нет красоты, без колдовства нет молитвы, без печали нет любви, без смерти нет жизни; все едино и сохраняется только в этом единстве.
Отчуждение даже одного феномена необратимо меняет все, тем более всё искажается отчуждением феномена смерти и связанных с ним – пустоты, мрака, тоски; человек отделяется и начинает бояться смерти, «бежать ее», закрывать глаза на темное и страшное.
«Крест на могиле зашатался, и тихо поднялся из неё высохший мертвец. Борода до пояса; на пальцах когти длинные, ещё длиннее самих пальцев. Тихо поднял он руки вверх. Лицо всё задрожало у него и покривилось. Страшную муку, видно, терпел он. „Душно мне! душно!“ – простонал он диким, нечеловеческим голосом. голос его, будто нож, царапал сердце, и мертвец вдруг ушел под землю. Зашатался другой крест, и опять вышел мертвец, ещё страшнее, ещё выше прежнего; весь зарос, борода по колена и ещё длиннее костяные когти. Ещё диче закричал он: „Душно мне!“ – и ушел под землю. Пошатнулся третий крест, поднялся третий мертвец. Казалось, одни только кости поднялись высоко над землёю. Борода по самые пяты; пальцы с длинными когтями вонзились в землю. Страшно протянул он руки вверх, как будто хотел достать месяца, и закричал так, как будто кто-нибудь стал пилить егожелтые кости…»
С потерей смерти как феномена в нашей ментальности потерялась и цельность, сдвиг смерти в тень затемнил и феномен жизни, человек стал избегать полноты её экзистирования, подчиняя её контролю. Н. В. Гоголя это удивляет и огорчает.
Автор «Вечеров на хуторе близ Диканьки» – это человек, который полностью, на максимуме, на пределе возможностей, пережил все градации прекрасного и одновременно – безобразие, мрак, ужас одной и той же жизни. Эта полнота неизбежно меняет личность, опыт сгущается и становится основой нового состояния.
Н. В. Гоголь с грустью осознаёт, что время полноты детства, время нечаянной, невольной захваченности древней традицией, или, как говорит Толстой, время «привычного от вечности», время свободного, непринуждённого, «бесцельного полёта» (Блок) уходит, оставляя в душе пустоту, скуку, тяжесть и печаль.
Такова судьба каждого русского человека: невольная соединённость со всем живущим неотвратимо меняет его, человек зреет и осознаёт свою отдельность, безвозвратную отделенность от единства всего.
2. «Женщина»
Уже в молодости Н. В. Гоголь получил опыт по меньшей мере двух духовных видений, который оказал на него неизгладимое впечатление и стал основой личностного развития, «созревания и совершенствования».
«Твои глаза были сами свидетелями… но были ли они свидетелями твоих собственных мятежных движений, совершившихся в то время во глубине души твоей? Высмотрел ли ты наперед себя? Не весь ли бунт страстей кипел в глазах твоих; а когда страсти узнавали истину?
Устреми на себя испытующее око: чем был ты прежде и чем стал ныне, с тех пор, как прочитал вечность в божественных чертах Алкинои; сколько новых тайн, сколько новых откровений постиг и разгадал ты своею бесконечною душою и во сколько придвинулся ближе к верховному благу! Мы зреем и совершенствуемся, но когда? когда глубже и совершеннее постигаем женщину… она поэзия! она мысль, а мы только воплощение ее в действительности. На нас горят ее впечатления, и чем сильнее и чем в большем объеме они отразились, тем выше и прекраснее мы становимся».
Глаза Гоголя стали свидетелями Огненного Ангела – прекрасной женщины, которая «явилась» ему к этому времени, как минимум, дважды; для видящего это стало не источником страстей, а испытанием себя – «чтением вечности».