– Ну, что это? – не выдержал Пушкин, выдернул платок и выбросил его. Уж пусть будет, как есть.

В окне наконец показался блестящий Петербург – богатые центральные улицы шумели, сияли, манили. Рестораны и театры зазывно мигали огоньками, смех праздно гуляющих столичных жителей будоражил, открывая взору совсем другую жизнь.

Наконец, они остановились напротив шикарного особняка, к которому неспеша двигались люди. У здания горели десятки факелов, крутились фейерверки, слышался девичий смех. Ко входу по украшенной тропинке тянулась толпа гостей. Друзья примкнули к ней. Барышни, идущие впереди, хихикали и оглядывались на красавца Данзаса (в воен-ной-то форме!).

– Дамы, здравия желаю! – млел от удовольствия Данзас.

– Ты всем теперь будешь здравия желать?

– Ты не бубни, а учись, Пушкин. У тебя один шанс произвести первое впечатление на столичных дам.

В ответ Пушкин хмыкнул, указывая на дырку во фраке.

– Саша, l’habit ne fait pas le moine[11], – успокаивал Пущин, – зато ты служишь в Министерстве иностранных дел… с перспективами…

Тут же перед ними вырос распорядитель бала и с нескрываемым презрением оглядел Пушкина с ног до головы:

– Месье, приглашения!

От неожиданности Пушкин остановился. Из-за спины распорядителя вынырнул Данзас и ткнул ему под нос пригласительный.

– Простите, он с нами, – Пущин подтолкнул друга ко входу. – Заходим внутрь. Я тебя представлю друзьям. Важным людям. Расскажи им про службу. Но самое главное – почитай им чего-нибудь!

– Ты дамам лучше читай. Про кота, дуб, цепь… – Данзас взял с подноса бокал шампанского. – Что ж друзья. В атаку! Дамы! Здравия желаю!

Пушкин тоже взял бокал, выпил его залпом и сразу почувствовал себя увереннее. Дырка на фраке уже не так сильно досаждала, музыка веселила сердце, а при взгляде на дам, ярких, как сказочные птицы, все дурные мысли испарялись. Хотелось только одного – бесконечного праздника. И плевать на все вокруг.

Взгляд скользнул в сторону и зацепил Данзаса в кругу смеющихся девушек. Тот подмигнул другу, приглашая присоединиться к их компании. Пушкина не надо долго уговаривать, он уверенно шагнул вперед.

Но тут за локоть его схватил Пущин. Это еще что?! Неужто опять решил морали читать?!

– Саша! Смотри! Жуковский! – с жаром шептал Пущин, указывая в сторону.

Там, в Бронзовом зале, в белом фраке с пурпурным атласным галстуком Жуковский читал, стоя в центре почтенных господ-литераторов. Как оперный певец во время арии, всем видом источая величие и собственную значимость:

Оглушительные аплодисменты. Восхищенные вздохи. Возгласы «браво».

– Оставьте. Не стоит… – кокетничал Жуковский в ответ.

И сорвал еще одну волну оваций. Пущин, утягивая за собой друга, подобрался поближе к поэту и подхватил:

– Великолепно! Великолепно! Василий Андреевич, поздравляю с назначением! Обучать великую княгиню – это большая честь. А… Иван Пущин. Помните меня?

– Нет, но благодарю. Волею Божьей!

Неловко вышло: Иван был уверен, что Жуковский вспомнит их. Он ведь не раз приезжал в лицей, пару лет назад они даже разговаривали, поэтому сегодня Пущин рассчитывал возобновить общение. Дружба с влиятельным и знаменитым человеком всегда на руку молодым. Особенно в столице. Но что поделать? Придется начинать сначала:

– Я хотел представить вам своего друга, он тоже поэт… Александр Пушкин.

– А, да. Не тот ли Пушкин, кем восхищался покойный учитель наш Державин? – продолжая раскланиваться с поклонниками, протянул Жуковский. – И что вы? Пишете?

– Он пишет поэму! – с воодушевлением вмешался Иван.