Глава 2

«Надо было про кота…»

Вот она, долгожданная свобода!

Промчались годы заточенья;
Недолго, мирные друзья,
Нам видеть кров уединенья
И царскосельские поля.
Разлука ждет нас у порогу,
Зовет нас дальний света шум,
И каждый смотрит на дорогу
С волненьем гордых, юных дум.

В 1817 году студенты покинули стены Царскосельского лицея, чтобы начать самостоятельную жизнь. Самый первый и самый известный выпуск потомки стали называть «пушкинским», хотя, справедливости ради, почти все сокурсники поэта оказались выдающимися людьми. Но это чуть позже. Пока же – волнение, планы, надежды. И грусть, конечно.

Всегда сложно прощаться с местом, где был счастлив. А лицеисты были там счастливы.

Но, как бы там ни было, пора жить дальше. Желательно ярко и насыщенно.

Куда направиться полному надежд и творческих планов молодому человеку? Особенно, если он горяч, азартен и уверен в своем исключительном таланте. Конечно, покорять Петербург! Столица, с ее шумными улицами, величественными дворцами, кипучей светской и интеллектуальной жизнью манила молодого поэта.

И тут повезло: Пушкин был зачислен на службу в Коллегию иностранных дел, в должности коллежского секретаря. Вот уж поистине не пыльная работа. Должность вообще не предполагала ежедневного присутствия в конторе, как и активного труда, зато давала возможность жить в столице, с головой окунуться в ее блеск, а заодно завести новые знакомства. Не служба – мечта!

А самое главное, столь неутомительная служба позволяла заниматься тем, к чему стремилась душа, сердце и все существо – литературой!

Сочинений скопилось много, да и новые появлялись одно за другим, оставалась самая малость: о них должна была узнать публика. А там и признание не заставит себя ждать. В том, что читатели будут в восторге, а его ждет слава, Пушкин не сомневался.

Это давало ему смелости стучаться во все литературные журналы и входить во все возможные редакции, предлагая свои произведения.

Он даже вступил в одно литературное общество. Его участники собирались в трактирах и бальных залах, вели долгие споры об изящной словесности, читали друг другу произведения и много выпивали. Практической пользы общество не приносило. Зато давало пьянящее ощущение, что ты причастен к миру литературы, что ты тоже – поэт! Поэтому Пушкин не унывал.


Квартиру пришлось снять попроще. Маленькую. В бедном, плохо освещенном доме-колодце с единственным подъездом. Окна выходили как раз в этот самый двор.

Чтобы попасть в жилище, надо было подняться по серой темной лестнице, с чугунной балюстрадой, где часто бродили пьяные слуги и дворники. Внутри, сразу у входной двери, стояла кровать, на ней довольно частно возлежал смятый бухарский халат или хозяин жилища в этом самом халате. Тут же рядом стоял стол, на нем громоздились бумаги и книги. Пустые стены, из мебели одинокий соломенный стул, «мой угол тесный и простой». Все, как и в лицейской комнате: тот же поэтический беспорядок.

Зато здесь прекрасно сочинялось и писалось. В этих стенах он завершил поэму «Руслан и Людмила», которая в скором времени должна была его прославить. Но пока автор об этом не знал (хотя мечтал, конечно).

В Петербурге Пушкин особенно увлекся театром. Посещал премьеры и даже пробовал силы в роли критика. Но страсть к сочинительству взяла верх, и он захотел написать для театра тоже. Пьесу, да не одну! В стихах! Но не такую, как у корифеев вроде Шекспира или Софокла, у него будет иначе – легко, захватывающе. И он потихоньку писал.

Ну, а пока мечты о славе были лишь мечтами, Пушкин читал друзьям. А друзьям нравилось. Ему аплодировали, просили еще. Во время пирушек обязательно выкраивали время, чтобы Саша «прочитал».