опростоволосился,

ведь нелепо бросился,

словно лось на льду в аду

(лабуду-белиберду

парафинить не впервой).

В рамках дружбы с головой

волос лысиной носился,

как капуста колосился

до пришествия лося,

чтоб ему икалося

и рыкалось капучиной,

и лоснилось лососиной,

и лепилося извне

непосредственно к спине,

как горбатому могила

и безрукому перила,

а сохатому урок

вне контекста этих строк.

Вот такая дураса

и всего за полчаса

отрыгнулась натощак

худо-бедно кое-как

на коленку между делом

и бездельем оголтелым

посреди того из дней,

что иных повыходней.

Внимание! Стоп! Это город мечты.

Закон от людей охраняют менты.

Зомби-ТВ формирует ваш сон.

Мозг – в Кока-Колу, сердце – в бетон.

Зубы – на полку, фигу – в карман.

Самое время мечтать, некроман.

Вон по ухабам старик ковыляет.

Ямы, траншеи такси огибает.

Оба мечтают – таксист и старик, —

чтобы подвесить того за язык,

кто им с экрана чесал без умолку

как установят на площади ёлку,

дабы поддатый под ней коллектив

пел про смэрэку, неся позитив

и перегар сквозь народные массы,

что гололёдом скользят мимо кассы.

Тряпка двухцветная в форточке реет.

А батарея зимой еле греет

с ведома смуглого сторожа кассы.

В холод сохранней активное мясо.

Мясу масштабно мечтать не пристало.

Пластик из маркета, гниль и бухало

в дряблом желудке – мечтаний предел.

И табачок, чтобы стул не редел.

Мясу настойчиво тыкают в уши,

в поры, в мозги, что должно оно суши

хавать и в Турции часто бывать,

чтобы соцсети потом заливать

пенным потоком восторженных фоток,

снятых на фоне объедков и шмоток.

Мясо отчаянно лезет из кожи,

в камеру строя утиные рожи,

жаря шашлык из гнилой мертвечины.

Вот они – жизни своей властелины!

Кто-то, мечтая оттяпать страховку,

потную харю трамбует в духовку.

Тот за мечтою в аптеку ползёт.

Этот мечтает, что джип подожжёт.

Кто-то с мечтой о развале державы

ездит бесплатно в троллейбусе ржавом.

Но, как обычно, пока вы мечтали,

вас мимолётно тайком нaгибaли.

Cлезьте с небес, шулера-симулянты.

Вас не спасут заклинанья и мантры.

Можно твердить бесконечно «халва»,

только, увы, несъедобны слова.

Пусть разотрёт их истории швабра!

Пусть растерзает их зверь чупакабра,

как прошлогодний дырявый гaндoн!

И да обрушится Армагеддон!

НАСТАВЛЕНИЕ КОЛЛЕГЕ,

НАДОЕВШЕМУ СВОИМИ ЖАЛОБАМИ НА

ОДИНОЧЕСТВО И НЕВОСТРЕБОВАННОСТЬ.

Не скули, бедолага, что снова один.

Даже Ноя такое не парило.

А клепал он махину для парных скотин

без рабов и бригадного харива.

Имхо, ты-то не он, и ковчега Творец

не закажет тебе, рукожопу,

чей заказан венец, он же – делу конец

и начало хмельному потопу.

По-стахановски ныть – недостойнейший труд

по примеру сизигих сизифов,

что слова и секунды отчаянно трут

абразивами бросовых мифов.

Наказанье трудом – не за страха грехи,

не за совести злые угрызы,

а за то, что трудяг презирал от сохи,

раздирая по-ноевски ризы.

Одиночке сподручней себя претворить,

коль не лезут советчики в уши,

не мешают куражиться, петь и тупить

штык-перо о корявые души.

Посему оставайся, как Один, один-

одинёшенек. В поле – не воин,

во степи – не акын,

в кошельке – не алтын

и в сатоши-мошне – не биткоин.

Не до жиру, коль мяса – шаром покати,

не до сук одинокому волку.

Не шары подкати, а глаза закати,

если зубы – в стакан и на полку.

Но коль яйца повесишь на сук Иггдрасиль,

расписавши в пасхальные руны,

то на запах примчится сквозь тысячи миль

персональная фея Кицунэ.

Я спросил у Ясира:

дескать, наxepасе я

на террасе Терриной,

в космосе затерянной,

маюсь неприкаянно,

как икота Каина?

Ясир игнорировал

и в ответ лавировал

в недопонимании:

дескать, расстояние,

всё такое прочее,

слышимость неоченно…

– Ты спроси Уокена,

чокнутого джокера

из кино мудацкого

Голливуда, адского,