В мрачной тишине никто не отзывался. Наташа совсем потеряла страх и пошла за прилавок, прошла на небольшой склад и в бухгалтерию. После недолгого колебания Джейн последовала за ней. Они звали и звали Ребекку, но женщина не отзывалась.
– Забавно! – Сказала Наташа, когда они наконец вышли из книжной лавки. – И как это понимать? Зачем она заманила нас туда? Немного жутко!
– Забудь! – Ответила Джейн. – Видимо, неудачная шутка или что-то вроде того.
На улице сновали люди, изредка празднично одетые или, наоборот, неопрятные. Кто-то с любопытством смотрел на подруг: население деревни и окрестных сел было немногочисленным, и все друг друга знали, поэтому молодые туристки вызывали у местных жителей неподдельный интерес. Подруги пошли вверх по улочкам и переулкам, мимо старинных домиков, выстроенных в ряды и покрытых пышным диким виноградом и зеленой лозой почти до самых крыш.
Наташа то и дело поглядывала по сторонам, под действием странного предчувствия, все более овладевавшего ею. Ей мерещилось, что кто-то следил за ней исподтишка. Но кто? И откуда? Все темные окна домов, мимо которых они проходили, казались тайными обителями насмешника, решившего разыграть ее, а тенистые скверы – местами, где кто угодно может напасть на тебя исподтишка.
Вскоре Наташа и Джейн очутились в уютном ресторане-таверне, где стояли грубо сколоченные столы и такие же стулья, без скатертей, без мягких кресел. А все же интерьер был таким домашним, с преобладанием коричневых тонов и тусклого света, исходящего от небольших старомодных ламп, что здесь действительно хотелось поужинать и хорошо провести время.
Но когда женщины увидели Томаса, сидящего за столиком вместе с высоким, необыкновенно привлекательным брюнетом, они даже замерли на мгновение и переглянулись. Они отчего-то ожидали увидеть еще одного увальня, каким был Джералд, а вместо него обнаружили Чарли! Он хоть и не был красавцем в строгом смысле этого слова: с чуть ассиметричными бровями и глазами, с неровным носом, как будто он ломал его в детстве, и тот неправильно сросся – но все же производил неотразимое впечатление на женщин.
Было в его облике что-то благородное, мужественное, невозмутимое. В то же время на лице его застыло такое снисходительное и проницательное выражение, словно он был заведомо умнее и выше людей вокруг. Но эта слегка высокомерная поза его не была чем-то надуманным и напускным, наоборот, она так гармонировала со всем его обликом, что было бы даже трудно представить себе Чарли другим. Наверное, в этом сочетании и заключалась его привлекательность.
У Наташи в груди екнуло, когда она села за стол и оказалась напротив Чарли. Если бы Биттерфилд сейчас видел ее! О, он был бы вне себя от бешенства: с его-то ревнивым характером! Как же хорошо, что он позвонил намного раньше и уже убедился, что вокруг нее нет привлекательных мужчин.
Если бы Биттерфилд был младше, если бы он был ровесником Наташи, или если бы она была не так красива, то он, быть может, не ревновал бы ее. Но все было именно так, как было, и ее мужчина просто изводил и себя, и Наташу ревностью. Джейн же считала иначе, она полагала, что наивная Наташа не осознавала, что она просто все время искала ему различные оправдания. Причина, по мнению Джейн, была не в том, что Наташа была молода и красива, а просто в темпераменте инспектора, вот и все. По мнению Джейн он любую женщину изводил бы ревностью, будь она хоть дурнушка.
Между тем Чарли с любопытством и даже некоторым бесстыдством разглядывал Наташу. Чтобы пресечь его несколько навязчивое внимание, она пронзила его раздраженным и надменным взглядом, нарочно задержав его так долго на лице, а главное глазах Чарли, что он наконец смутился, поняв ее мысль и степень ее возмущения. Как же раздражал Наташу этот заносчивый молодой человек!