– Живут без веры? – ужаснулась Суюм. – Как можно жить без веры?

Лишь чуток погодя вспомнилось женщине, что их предки когда-то тоже жили и верили совсем другим Богам.

– Да, поганства, ханум, у сего народа и доселе немало. Вот, взять ежели, покойников своих они не закапывают лежа, как у нас, не кладут в гробы, как русичи, а сидячими, как есть, и закидывают сырой землей. Странный они народ. Женщин, как и у нас, к похоронам и поминкам не допускают. Женок каждый мужчина старается иметь побольше.

– Я слышала, – женщина чуть повернула голову, блеснули лукавым блеском очаровательные глазки, – что у православных разрешено иметь единственно по одной женке.

– Так мещеряки на одной бабе женятся у своего попа, а на других – у своего шамана. Но иначе им нельзя. Они по-другому не могут…

Ответив, мулла прищурился, словно испытывая свою собеседницу, может, тем самым и провоцируя ее на дальнейшие расспросы.

– Почему же? – Суюм заинтригованно подалась вперед.

– Народ они-то хлеборобный, да вот по их обычаю работать мужику самому на земле харам, зазорно. Вот они держат при себе женок, вроде рабынь. У кого земли больше, тому и баб надобно иметь много.

– И что, мужики на боку полеживают? – женский глаз прищурился.

– Нет, ханум. В поле они на своих баб все больше покрикивают. А вот, к примеру, топором орудуют больно ловко и в домашнем хозяйстве справляют дело, как и полагается. Нашим есть чему у них в том деле поучиться. Слышал я, что именно они когда-то научили наших предков строить дома из дерева…

Суюм удивленно моргнула. Выходит, ближних соседей можно не токмо грабить, но и перенимать к себе самое полезное. А она все время жила в своем тесном мирке и ничего толком не знала и не понимала.

– Откуда ты все ведаешь, почтеннейший?

– Приходилось мне, ханум, бывать в их краях. Посольством ходили мы. Да и воевать те места довелось.

Высокая гостья удовлетворенно кивнула. Один край ее любопытства вполне удовлетворился. Пора ей переходить к другим соседям.

– А что вот ты знаешь про мордву? – спросила женщина, позволив ученому мулле взять короткую передышку.

– Их земли намного ниже лежат. Русичи те места еще краем Дикого Поля прозывают. Делится народ на два племени: те, что живут ближе всего к Руси, зовутся эрзи, а кто к нам ближе – то уже мокша. Первых от русичей вовсе не отличишь. Мокша обличием своим ближе к нам тянет. Видать, сказывается давнее с нами соседство. Кровь-то со временем смешивается. Одеваются они по-нашему.

– И вера у них тоже наша?

– Да нет, мало таких. Немного среди них и православных. Мордва еще крепка в своем язычестве.

– Кто же они такие, почтенный, эти язычники? Во что они верят?

Спрашивала Суюм, а сама все поглядывала на ученого собеседника своими не по-женски проницательными и умными глазами, будто прямо говорила, что с ней можно смело рассуждать на самые разные темы.

– Богов у них много, – степенно разъяснял мулла. – Но выше всех они почитают того Бога, который будто живет под землей и посылает людям весь урожай. И перед посевом яровых и озимых каждый хозяин выносит в поле всякую снедь и закапывает ее в землю, чтобы сего Бога урожая задобрить. И не важно, приняли они нашу веру или же кучно поклоняются Христу, но от обычая оного ни на шаг не отступаются…

Задорный огонек блеснул в женских глазах, они хитро прищурились:

– Донесся до меня слушок, что наш народ тоже будто верил в разных Богов. Али врут все про то недоброжелатели и хулители нашей веры?

– Да, ханум, – улем согласно кивнул головой, – ислам пришел к нам лет триста назад из далекого Арабистана…

За разговором Суюм и позабыла про свой самый главный вопрос к ученому мулле-улему, опомнилась, когда в оконце постучались усталые лучи заходящего солнца.