Отпил глоток не поморщившись.

– Очень смешно, – фыркнула Штат, – я сама кого хочешь за задницу укушу.

Ребята захихикали, совершенно не сомневаясь в сказанных Штат словах. Начали перебрасываться шутками, продолжая ленивый завтрак.

– Передай крекеры, – развалившись на столе, обратилась блондинка к Эдику.

– Сама не дотянешься?

Штат издала нечленораздельный стон усталости.

– Мне лень, – рапортовала она. – Кидай, я поймаю.

Тот недоверчиво посмотрел на блондинку, пожал плечами и кинул в нее крекер, который она ловко поймала ртом на лету.

– Ты и правда как ласточка, – заметил Виктор.

Вялотекущие разговоры и смешки продолжались в течение получаса: не выветрившийся из крови спирт и лишь пара часов сна делали посиделки на кухне особенно чарующими. Будто в целом мире, кроме их квартета, не было никого.

Люди бледными призраками шатались по квартире, на кухню мало кто заходил, слыша разговоры компании. Кто заходил – быстро жалел об этом, напарываясь на колкие взгляды заседающих.

– Кстати, об укусах, – прервала очередной взрыв гогота Соня. – Отчим рассказывал, что где-то в Европе есть ресторан, где подают человеческое мясо. Понятно, что это неофициально, но на самом деле сумасшествие!

– Узнать бы, где этот ресторан… – протянул Эдик, снова вызывая смешки за столом.

– А я читала, что после поедания человечины человек сходит с ума и в мозгу какие-то процессы необратимые происходят. В общем, долбанутыми становятся, – задумчиво протянула Штат.

Виктор хмыкнул и поднял бутылку с «отверткой».

– Значит, нам нечего бояться, – засмеялся парень, заставляя друзей поднять кружки с алкогольными напитками. – За каннибализм!

– За каннибализм!

– За каннибализм!

– Доброе утро. – Тост прервала милой улыбкой вошедшая девушка. Тонкокостная, почти прозрачная, с оленьими глазами и маленьким ротиком, она обняла руками с вереницами татуировок Вика за плечи, поцеловала в висок. – Кофе есть?

Ребята молчали, в упор уставившись на девчонку в футболке Виктора. Кажется, на ней не было даже трусиков. Но та в полусонном состоянии не обратила внимания на бойкот, начала варить себе кофе.

– Лера? – беззвучно спросила Штат Виктора.

– Ксюша, – также одними губами ответил парень.

Вик откинулся на стуле, сложил руки на груди, разрезал игривой улыбкой напряжение в комнате. Молчал. Встретился взглядом со Штат. В этот момент она увидела, как смятение друга превратилось в решительность. Он улыбнулся шире. С интересом наблюдал за событиями, как зритель. Как критик.

Штат переглянулась с Соней и Эдиком. Те ответили ей вопросительной растерянностью.

На краю сознания пробежала мысль, которую Штат по случайности удалось схватить за хвост в похмельном полубреду. Вик смотрел прямо на нее. Внимательно, с легкой, почти садистской улыбкой. Штат поняла, чего он хотел.

Возмущение поднялось по трахее и стихло. Друг подавлял ее своим состоянием. Почти подчинял.

Он хотел, чтобы она это сделала. Как в прошлый раз. Чтобы Штат выпроводила его пассию.

Только на прошлой неделе это вышло случайно: ночная гостья за завтраком сделала снисходительное замечание по поводу обкусанных ногтей Штат, и та не стала сдерживаться. Не стесняясь в выражениях, выгнала девчонку из квартиры еще до того, как Вик успел что-то сказать.

Но сейчас он без слов просил ее сделать это специально. Приказывал.

Все существо Штат в обиде запротестовало, но Вик улыбался, серые глаза оставались серьезными, и она выглядела бы истеричкой, если бы в ответ на безмолвную просьбу кинулась на друга с претензиями. Он это понимал. Штат видела это в его взгляде.

Виктор брал ее на слабо́, давя на исключительность. «Я прошу именно тебя, – слышала она в своей голове. – Это не унизительно, это – честь».