В Грейс Вёх и сам покупал керосин. На бутылках красовалась печать с буквой «А», но он не интересовался, кто держит производство. Да, пожалуй, этот выводок имел полное право полюбоваться на то, как славно горит их товар. Без керосина тысячи горожан бы жили как пещерные люди, пытаясь сготовить себе пищу на кострах. Не топить же летом печь, рискуя спалить весь дом.

Кто-то привалился сбоку к Вёху, и незнакомка молча унеслась в толпу, словно курица в кусты. А бежать было отчего: Эспе пялился на всех своими безумными жёлтыми глазами, всегда наготове изречь что-нибудь этакое.

– Ну, здравствуй, факир! А я видел, как ты выплясываешь. Твоя мама должна гордиться тобою! – прошептал он с шакальей улыбкой.

– Здравствуй, Эспе. Я думаю, она и правда гордится.

– Что ей передать?

– Передай, у нас всё прошло хорошо. Она ведь издалека не видит.

– Как скажешь, важная персона!

От шамана всегда веяло какой-то блаженной добротой и травами. Старую матерчатую куртку он пропитывал отваром чёрной живокости то ли от лихорадки, то ли за какой-то магической надобностью. Эспе казался бродягой, если к нему не присматриваться. Пожалуй, бродяги не заплетают себе мелкие косы в волосах и бороде.

Он относился хорошо не ко всем, но Инкриза и Фринни почитал вполне искренне, как и юных циркачей. Когда он в первый раз им встретился, то улыбнулся, словно старым знакомым. Эспе мог подолгу молча находиться рядом, сам говорил мало, но если кто-то в Экзеси мог дать дельный совет на любую тему, то это был он. Настоящий шаман из дикарей, делающий в городе денежки.

Номер закончился. Старик Амьеро досматривал его, подавшись вперёд в своём кресле, словно видел что-то очень важное. Как только раздались аплодисменты, он стал крутиться, обращался то к одному хлыщу, то ко второму. Обритый наголо громко расхохотался. Змеёныш подумал: «Это ведь для них не развлечение, а так. Сейчас они уедут на гостиный двор в свои роскошные комнаты и там… Интересно, как кутят владельцы целых фабрик и заводов?»

Задействовав всю свою испорченность, Вёх безудержно фантазировал о разных запретных развлечениях, чтобы не скучать, пока выступают музыканты. Звучали они не так плохо, да и певичка старалась, но Змеёныш смотрел на них с сожалением. То ли дело – настоящий большой концерт, на котором зажёг бы двоюродный дядька со своей бандой! Но вход на такой был заказан с тех пор, как Инкриз с ним поссорился.

Когда от заката не осталось и следа, Вёх поплёлся домой. Над его головой снова взошли колкие звёзды, но теперь обзору мешали громады кучевых облаков. Когда он обратил на них внимание, то подумал, что ночью те могут начать с грохотом сталкиваться друг с другом, а то и ливень пойдёт. Тогда он закутается в одеяла и будет спать как убитый, зная, что в безопасности. Иногда в такие ночи к ним забредали животные, приваливались горячими меховыми спинами и дремали рядом. Рано утром они исчезали. Летние бури ещё ни разу не наносили ущерба их жилищу и поэтому не пугали.

По голосам Змеёныш различил, что на этот раз у костра собрались все четверо. Он поспешил убрать в угол балансир и умыться. Заодно он вытащил из тайника под лежанкой мешочек с сухими ломкими шляпками алой ряги – кое-какого интересного гриба. Хорошая штука на вечер: галлюцинаций не вызывает, спится хорошо, да и с утра никаких последствий. С кухни донёсся звук, с которым пробка покидает горлышко бутылки, и грудной смех Инкриза. Н-да, ему всё же не стоило знать, чем балуются дети.

Вёх приволок угощение к костру, и каждый выбрал себе кусочек по размеру. Вакса вовсе сцапала целую нераскрывшуюся шляпку в форме половинки яйца, о которых говорили, что они сильнее всех. Корн открыл большую пивную банку, которую стали передавать по кругу. Проглотить сухой гриб без запивки непросто.