Вокруг нашей ямы-лагеря ежедневно, до самой темноты, стояли сотни женщин, многие из Украины, в надежде отыскать своих мужей, сыновей. Лагерь охранялся, в основном, румынами. Солдаты-румыны ходили в лагерь с целью поживиться: меняли, продавали или просто забирали все, что им приглянулось. Эти солдаты часто выкрикивали имя и фамилию военнопленного, его местожительство, которые сообщали ему женщины в надежде найти своих. Делалось это румынами за соответствующую мзду. Однажды, сидел я со своим другом Николаем, единственным солдатом из нашего дивизиона, оставшимся со мной, возле своей «каты» -норы. Подходит к нам румын. Вижу, пристально смотрит на мои сапоги, через плечо у него перекинуты солдатские ботинки и шинель. Предлагает мне в обмен на сапоги ботинки и шинель. Ботинки не новые, но еще хорошие. Примерно ничего, войдут. Соглашаюсь, так как мне очень нужна шинель. Тут Коля говорит:

– Проси у гада денег впридачу, видишь, как ему понравились сапоги.

А сапоги, действительно, были еще хороши, несмотря на ту длинную дорогу, которую я прошел в них по донским степям.

На нас глазеют другие, каждый дает совет. Торгуемся на пальцах, по-немецки. Вытаскивает 20 рублей наших, советских, и передает мне вместе с шинелью, ботинки у меня в руках. Шинель старая, неопределенного цвета, но она нам с Колей очень пригодилась.

Читатель может задать вопрос. Ведь солдат-румын, в данном случае, победитель, а я – военнопленный. Он мог просто отобрать сапоги. Дело в том, что хотя Румыния, а также Италия, были союзниками немцев в войне против нас, однако их солдаты, да и офицеры, не очень храбро сражались, при случае, пачками сдавались в плен. В немецкой армии их презирали, держали в строгости, а за мародерство – расстреливали. Логика такая: военнопленный – добыча германской армии и только немцы вольны распоряжаться их судьбой. Было заметно, что при появлении немцев в лагере, румыны немедленно ретировались (шакалы уходили).

За пять рублей узбек побрил меня. Даже врагу не желаю такого бритья! Терпел, но зато помолодел лет на 20. Так определил результат бритья Коля.

Теперь мы ежедневно ходили с Колей на базар. В кармане – 15 рублей. Коля бриться не захотел, видя, какие муки я терпел, когда меня брил узбек.

– Давай лучше купим блинчики, – говорит он.

– Какие блинчики?

– Пошли, покажу.

Подходим к группе из Средней Азии. Вижу: на железе жарятся круглые лепешки на постном масле и очень аппетитно пахнут.

Купили несколько штук, и тут же их слопали. Как я уже писал, постное масло приносили те, кто ходил работать на маслозавод. А мука, где ее брали? Секрет добывания муки мы скоро раскрыли. Эти «узбеки» брали кал, выбирали из него неусвоившиеся желудком зерна, сушили их, затем на камнях мололи и получали муку. В зерне недостатка не было, производство лепешек процветало, хотя все уже знали, из какого зерна мука.

Прошел сентябрь 1942 года. Недалеко от ямы проходила железная дорога, все время шли составы на запад. Немцы вывозили с Дона и Кубани зерно и скот. Куда-то исчезли румыны и итальянцы. Охрану лагеря взяли немцы, в основном пожилые солдаты. Жизнь в лагере продолжалась, ежедневно то тут, то там обваливались норы, люди стремились поглубже зарыться, спасаясь от холода. Похоронная команда работала в поте лица.

Немцы, люди педантичные, начали нас считать, устраивая вечером двух, а то и трехчасовую поверку. Разбили всех по сотням, каждый был обязан знать номер своей сотни, старший сотни докладывал о количестве. Счет сугубо приблизительный. Пошел слух – считают, чтобы знать, сколько нужно транспорта для вывоза.