Теперь попробуем побывать на месте этих солдат в то время, вникнув в сознание рядового человека, не ведавшего, что планирует начальство, тем более Ставка верховного командования, но зато четко представляющего, что немец уже на Волге, захватил значительные территории Советского Союза.

Для них война закончилась. Теперь скорее нужно вернуться на Кубань – домой, к своим семьям. А пока главное – остаться живым. Такова психология обывателя, выработанная двумя десятилетиями изуверской политики Сталина по отношению к народам Украины, Северного Кавказа, Кубани. Вспомним насильственную коллективизацию, ликвидацию кулачества как класса, голод 1932—1933 гг.

Остались мы четверо. Раненый водитель почти не мог уже ходить. Вскоре нас отвезли на хутор Вертячий и поместили в подвале какого-то строения. Здесь было уже до сорока человек. Вечером отвезли в степь и поместили в овечью кошару. Это был загон для овец, приспособленный под лагерь военнопленных: обнесен двумя рядами колючей проволоки со сторожевыми вышками для охраны.

В этом, так называемом, лагере было уже несколько тысяч военнопленных и лиц в гражданском, попавших в плен в этот злополучный день – 23 августа 1942 года.

В послевоенном фильме «Сталинградская битва» этот день назван был диктором «черным днем» Советской Армии. Ужасную ночь мы пережили с 24 на 25 августа. Несколько раз за ночь кошару бомбили наши самолеты, приняв ее за скопление противника.

А может быть, немцы специально сделали этот лагерь на открытой местности, чтобы отвлечь наши самолеты от действительных целей.

Всю ночь продолжалась артиллерийская стрельба. Совсем недалеко, очевидно, шли бои, но почему-то канонада раздавалась не с востока, а с северо-запада. Охрана все время давала предупредительный огонь из автоматов. Какой-то тип погрузки выкрикивал в мегафон, чтобы все оставались на местах. Подняв темень, во многих местах слышны крики и стоны раненых после бомбежки.

Наконец, рассвет. Появляются два охранника, вооруженных до зубов, и с ними штатский. Отобрали нескольких военнопленных, вручили им лопаты, велели собрать убитых и захоронить тут же, в кошаре. На раненых никто не обращает внимания. Одна из женщин (в лагере были плененные медсанбатовцы) подводит охранников и переводчика к раненой женщине, которая лежит без сознания с раздробленным бедром, и просит оказать ей помощь. Что-то сказав друг другу, один из охранников подошел к лежащей и выстрелил ей в висок. Много раз потом, вспоминая этот случай, я пришел к выводу, что это был, пожалуй, лучший вариант для раненой в тех условиях. Мы уже почти сутки в кошаре, ни воды, ни еды; переводчик говорит, что и завтра ничего не будет, так как немецкие войска, а с ними и наш лагерь, отрезаны советскими войсками от своих тылов, и снабжение отрезанных войск идет по воздуху.

Этот факт подтвержден в мемуарах маршала Г. К. Жукова, где он пишет: «14-й танковый корпус немцев прорвался в районе хутора Вертячий и вышел к Волге. Наши войска, отошедшие на северо-запад, атаковали противника с севера и отрезали 14-й т.к. от своих тылов, который вынужден был несколько дней снабжаться по воздуху».

Правда, воду привезли, а в остальном – выживать, кто как может. Проходит вторая ночь в кошаре, не бомбят, наверное, разведали наши, что бомбили своих, а не немцев. Еды никакой, и только к вечеру на третьи сутки привезли в бочках «баланду» (лагерное название подобия супа). Конечно, никакой посуды, ложек у нас пятерых не было. О! Как мы завидовали тем, кто имел котелки и ложки. Только тогда я понял, что это основное в плену.