Он выходил из сквера ещё более подавленным, чем вошёл в него. Страх быть убитым оказался сильнее страха сесть в тюрьму. Но больше всего Сергей боялся не за себя. Его до дрожи пугала перспектива потерять мать, отца и маленькую сестру. И не менее ужасной представлялась гибель Алёнки. Он рисовал в голове страшные картины расправы над своими близкими. И от этого у него все холодело внутри. Он внезапно почувствовал себя маленьким, слабым и беспомощным. Не было никакой возможности спасти своих родных, отречься от них и прикинуться сиротой… Но была возможность отказаться от Алёнки, ради её спасения. Ведь можно было порвать с ней, и тем самым обезопасить её. Ну в самом деле, разве станут убивать бандиты его бывшую девушку, для того только, чтобы насолить ему…

Эта мысль внезапно пришла в голову Харламова, и поразила его словно электрический ток. В душе Сергея происходила тяжёлая борьба. Он очень много сил положил, чтобы добиться Алёнки, и не просто было ему от неё отказаться. Даже ради её спасения. И как это сделать? Рассказать ей правду? Или не объяснять ничего и прикинуться подлецом? А что если Павел сможет помочь им и все разрешится? Все эти мысли внезапно вереницей пронеслись в его голове, и он судорожно пытался привести их в порядок и прийти к какому-то решению. Все нужно было, как следует обдумать, но медлить было нельзя. Каждая минута промедления повышала риск для его девушки, и Сергей решил не тянуть с этим. Он твёрдо решил с Лагуткиной поговорить сегодня же, а лучше прямо сейчас.

Он бесцельно брёл по тенистой аллее, даже не задумываясь, куда. Им настолько овладели тяжелые мысли, что он на какое-то время потерял связь с реальностью. Он долго шагал на своих перебитых ногах, не замечая где он, и сколько прошло времени. Вернуться к реальности его заставил звуковой сигнал автомобиля, который чуть не сбил его на перекрестке. Это был старый оранжевый "Москвич-412", который с лязгом остановился прямо перед его носом в момент, когда он внезапно ступил на проезжую часть.

– Ты что, больной? Или наркоман? Жить надоело? – громогласным басом орал на него рассвирепевший пожилой водитель через опущенное стекло.

Сергей осмотрелся, и обнаружил себя на перекрестке, недалеко от дома, в котором жил "Бита". Седой, сморщенный водитель в белой хлопчатой фуражке злобно сверлил его глазами, ожидая, когда он освободит проезд. В кармане брюк у Харламова звенели ключи от гаража, и он, нащупав их, решил прогуляться до него, и осмотреть мотоцикл.

Звонко щелкнул старый дедовский замок, и массивные стальные петли лязгнули, распахнув калитку в маленький гараж. Харламов, наклонив голову, вошёл внутрь, и его взору предстала удручающая картина. Яркий дневной свет освещал весь гараж, и все в нем было на тех же местах, что и вчера, когда Сергей уезжал в Куликово.

Его мотоцикл, перенёсший мощный удар, валялся посреди гаража на боку, так же, как вчера на асфальте. Видимо у «Друппи» не хватило сил установить его на центральную подставку. Сергей склонился над ним, не сгибая ног, и лишь сейчас смог оценить масштабы повреждений. Они просто ошеломили его. Он понял, что мотоцикл его до Куликово не довезет. И даже не заведётся, учитывая, что мотор был расколот. У Харламова возникли огромные сомнения в том, что его вообще реально восстановить.

Тем не менее, он ухватился рукой с разбитыми костяшками за согнутый руль, и, превозмогая боль в коленях, поднял свой мотоцикл на колёса. При этом на пол с металлическим звяканьем посыпались болты и мелкие обломки от мотоцикла. На месте, где он пролежал всю ночь образовалась небольшая лужица из остатков масла, вытекшего из расколотого движка. Сергей с трудом водрузил свой "Юпитер" на центральную подставку, после чего скорчился и ухватился за разболевшиеся от напряжения колени. Затем он прошелся вокруг своего покореженного двухколёсного друга, и критически осмотрел его со всех сторон. Он провёл правой рукой по холодному зелёному бензобаку, прошёлся вперёд и нежно прислонил два израненных пальца к деревянному крестику на переднем торце разбитой приборной панели. Он закрыл глаза и представил лицо Алёнки, подарившей его. Резной деревянный крест и сейчас, казалось, хранил тепло её ласковых рук.