Те из бегущих, кто сохранил в панике остатки рассудка, остановились, огляделись и принялись останавливать других.

Матвей подошел к Николаю. Тот с трудом поднял на него глаза, продолжая тяжело дышать. Герда села рядом с ним и почти торжествующе смотрела на Матвея.

– Магнолии уже бесполезны, – прошептал Николай. – Когда стариков становится в том или ином месте больше определенного количества, им уже глубоко наплевать на магнолии. Даже если вы все ими засадите.

– Это мы знаем, – медленно произнес Матвей, – но откуда же их столько здесь?

– Их становится все больше. Они стягиваются к Москве, и не только к ней. Другие регионы тоже под ударом. Мы и раньше сообщения получали о том, что их больше становится, а когда летели сюда из Екатеринбурга на вертолете, сами увидели. Их становится очень много. И сильнее они теперь. Вы видели, как они прыгают?

Матвей кивнул.

– Раньше такого не было. А теперь они прыгают так, что вертолет сбить могут. Скоро, наверное, и самолеты будут сбивать. Мой вертолет так и сбили где-то неподалеку отсюда. Вся моя группа погибла. Я и Герда чудом, понимаете, чудом выжили. Уж простите, но дни Вашей общины сочтены.

Парень замолчал, продолжая тяжело дышать, потом продолжил:

– Есть только одно средство теперь, чтобы их остановить (он взглядом показал на прибор рядом с ним, и погладил его), но зато самое надежное. Излучатель нормальности способен заставить всех их исчезнуть. Всех.

– Меня Матвей Григорьевич зовут, – Матвей протянул ему руку, и, помолчав, добавил. – Так значит, тебе в Институт нужно?

Николай с улыбкой закивал.

– Значит, достанем твое вещество и всех этих мутантов раз и навсегда победим?

– О нет, Матвей Григорьевич, они вовсе не мутанты… – начал было парень, но Матвей уже не слушал. Он резко повернулся и пошел прочь с участка. Надо было найти и вернуть жену и дочерей, а потом собрать группы из мужиков для вылазки в институт.

Управившись за час, он решил на всякий случай кое-что проверить.

Точно! Гад Макарыч сбежал все-таки. Теперь он покачивался на березе, рядом с Леонидом Алексеевичем.

– Наверное, услышал шум, понял, что дело – дрянь и, решив не ждать объятий, полез в петлю, впопыхах штаны забыв снять – подумал Матвей.

Он подошел, чтобы проверить.

Ну конечно! Конечно, он загадил штаны, пока в судорогах бился.

– Макарыч, сволочь! Ведь просил же! – мрачно в сердцах про себя воскликнул Матвей. – Просил же: не подведи!

– Путь барана: от маленького, трогательного ягненка, тянущегося к руке хозяина, до жаркого, приправленного острым соусом и спускающегося по пищеводу в Ваш желудок. Не думали написать об этом исследование? – Гость произнес это, поднеся к своему лицу длинными бледными пальцами правой руки свою резную белую пешку. Он задумчиво ее разглядывал перед тем, как сделать ход.

Философ бросил на него короткий мрачный взгляд и вновь уставился на доску. Дела обстояли плохо. Потеря ферзя, кажется, была неизбежной. Он старался сконцентрироваться на двух делах одновременно – на игре, и на беседе с Гостем. Когда игра только началась, он пробовал еще и читать про себя молитву. Но когда увидел, каким разочарованно-насмешливым стал взгляд Гостя, то оставил эту затею. Решив сосредоточиться только на игре и разговоре, он не преуспел ни в ней, ни в нем.

Путь барана, вероятно, извилист, но, признаться я никогда не находил в нем интереса, – сухо заметил Философ.

– И потому проглядели, что именно путь барана есть ключ к пониманию бытия, – ответил Гость, пристально посмотрев на него. – Барашек рождается в стаде, и все условия для него уже созданы. Фермер купил землю, завел стадо, построил загон и приобрел собак для охраны. Фермер решил, для чего это стадо будет жить – для шерсти или для мяса. Смысл жизни животного предрешен. А много ли в самом ягненке, да и вообще в стаде самостоятельности? – задал он вопрос, делая ход слоном вперед.