На следующее утро, когда шторм постепенно утихал, но остаётся ощущение чего-то необъяснимого в воздухе, гости вновь собрались в общем зале, чтобы обсудить события предыдущей ночи. Атмосфера тревоги и настороженности витала в воздухе. Марианна Фрост, ведя встречу с холодной строгостью, упомянула о необходимости соблюдать порядок и дисциплину в рамках эксперимента, но в её голосе было слышно не только требование, но и предостережение. Кто-то явно знал – или, возможно, ценил – тонкую грань между контролируемым экспериментом и хаосом, который мог внезапно вырваться наружу.

В ходе обсуждения один из гостей, профессор Виктор Хейнс, задал вопрос, который заставил всех замолчать: «Кто же и в каком качестве управляет этим экспериментом? Он всегда остается невидимым, как тень?» Его вопрос прозвучал искренне, и в нем чувствовалось стремление узнать правду. Люсия заметила, как взгляд присутствующих сменялся – от легкого удивления до очевидного страха перед возможностью обнаружения слишком глубоких тайн. В глазах Артура Мэйсона отражалась холодная расчетливость, но за ней мелькнула тень беспокойства, как будто он, подобно другим, ощущал невидимую руку, направляющую ход событий.

Комната на несколько мгновений погрузилась в мрачную тишину, наполненную тяжелыми раздумьями. Люсия тем временем тихо фиктивно записывала все, что говорили окружающие, чтобы потом сопоставить эти детали с имеющимися уличными свидетельствами. Она понимала, что каждая реплика, даже самая незначительная, может стать ключом к разгадке величайшей загадки – личности настоящего хозяина этой игры.

Ночной период продолжался, и с каждым часом напряжение нарастало. С одной стороны, все участники пытались адаптироваться к привычной обстановке старинного особняка, а с другой – их подсознание ощущало, что за масками привычных светских манер и бесстыдного общения скрывается истинное намерение того, кто стоит за всем этим. Перед глазами Люсии всплывали образы людей, оставивших после себя следы в её прошлом, и она могла провести параллели между теми, кто когда-то управлял судебными процессами и тайнописью неразгаданного, и неуловимыми силами, действующими в тени ныне. Никогда ранее не чувствовала она такой внутренней борьбы между рациональным анализом и пугающей интуицией, которая будто бы предупреждала: «Смотри внимательнее, каждое слово, каждый жест – они могут быть посланиями, скрывающими в себе ключ к великой тайне».

Позже, в поздние вечерние часы, когда праздничное освещение особняка приглушалось мягким светом свечей, Люсия вновь вышла на один из тихих коридоров, чтобы сделать наблюдения. Мимо сквозняка тихо скользили тени гостей, казалось, что каждый из них нес в себе свою частичку боли, грусти, либо наоборот – безудержного веселья, чтобы забыть об упрямых закономерностях судьбы, которые тут, на этом острове, обрели новый смысл. Именно в этой тишине коридоров, где каждый шаг отзывался эхом по древним плитам, Люсия почувствовала странное присутствие – неуловимый, почти ощущаемый ветер перемен, который так и манил её повернуть угол мыслей к образу Сэйласа Грея.

Она остановилась возле старинного портрета на стене, на котором был изображён мужчина с пронзительным взглядом и тенью задумчивой грусти. Лицо этого человека, казалось, несло в себе и одновременно мудрость века, и холод агрессии. Люсия интуитивно поняла, что перед ней – не просто художественное изображение, а символ того, как прошлое может влиять на настоящее. В её разуме начали складываться версии: возможно, в этом мрачном портрете запечатлена именно сущность Сэйласа Грея, его мысли и эмоции, пережитые им на протяжении всей жизни, отражаются в каждом мазке кисти.