От неминуемого столкновения с землей его спас Мейер, вернувшийся со сценарием.
– Взгляните, ― сунул он коронеру распечатанный текст. Слэйд забрал листы и принялся внимательно их изучать.
– Да, действительно, согласно этому тексту, у «Саги» счастливый конец. Что же вас заставило его изменить?
– Я ничего не менял, ― ответил ошеломленный режиссер.
– Вы сказали, что это черновик, а чистовой вариант лежит у вас дома.
– Мы можем отправиться ко мне хоть сейчас, и вы сравните оба текста.
Слэйд пару минут смотрел Мейеру в глаза. Тот выдержал взгляд, про себя надеясь, что коронер истолкует эту уверенность как признак того, что режиссер говорит правду, а не того, что перед ним ― коварный преступник, верящий, что его план безупречен.
Коронер неожиданно усмехнулся. И сразу как-то стал похож на живого человека.
– Допустим, это и впрямь был несчастный случай, ― сказал он. ― Но вы, как режиссер, отвечаете не только за фильм, но и за здоровье занятых в нем актеров. От статьи о халатности вас не защитит даже Один.
Мейер растерялся, не зная, что ответить. Сосредоточившись на том, чтобы доказать свою невиновность в убийстве, он не подумал о том, что мелкие преступления – все равно преступления.
– Значит, сейчас мы едем к вам домой, ― продолжил Слэйд, ― чтобы сличить два варианта сценария. На время следствия всей съемочной группе запрещается покидать город.
Мейер вздохнул, раздумывая, что, может быть, и впрямь чем-то прогневил Одина ― возможно, скандинавскому богу не понравился фильм, а возможно, он недоволен тем, что кровь в его славу лилась только бутафорская, и пожелал настоящей? Интересно, явится ли он на суд, чтобы сделать признание, ведь косвенно из-за этого пострадала чужая честь? Явка с повинной позволяет снизить срок. С другой стороны ― можно ли вообще посадить за решетку бога? Или Мейеру придется вызвать его на поединок?
Наверное, надо было снять какую-нибудь мелодраму. Легенду о несчастной любви. Хотя нет, в таких легендах как раз все умирают ― и, если бы кто-то случайно умер, Слэйд бы точно уверился, что Гарольд Мейер ― убийца.
Что ж за чушь в голову лезет…
– Едем, ― кивнул он, поймав выжидательный взгляд коронера.
***
Эдвард Хантер был большим поклонником таланта Гарри Мейера. И потому стал первым, кому довелось увидеть рабочий материал «Скандинавской Саги» еще до того, как та вышла в прокат. А еще господин Хантер занимал должность мэра города. И потому оказался первым, кому Мейер позвонил после того, как коронер покинул его дом. «Сага» господину Хантеру понравилась невероятно, а новости, услышанные от Мейера, не понравились вовсе. Мэр знал режиссера не первый год и прекрасно знал, что тот не способен на убийство. В конце концов, большая политика ― пусть даже и в пределах отдельного городка, ― учит разбираться в людях. Так что Хантер прекрасно представлял себе возможности Мейера. А еще он прекрасно видел возможности собственные, и упускать их тоже не собирался. Особенно если учесть, что Слэйд, жаждущий повышения, сделал за него всю грязную работу. Он любезно уронил Мейера в грязь, уронил громко и некрасиво, и все, что Хантеру оставалось ― громко и красиво этого самого Мейера вытащить. Для этого требовалась сущая мелочь ― заставить Слэйда закрыть рот и не мешать серьезным людям заниматься благими делами. Поэтому господин Хантер нанес следователю визит в тот же день, после обеда. Непринужденно и по-дружески. В конце концов, мэр на то и мэр, чтобы интересоваться происходящим в городе, верно?
Поэтому в кабинет коронера господин Хантер вкатился без стука, запросто, эдаким жизнерадостным пончиком ― если Мик Слэйд, как и полагалось хищной твари, жаждущей крови невинных режиссеров, отличался высоким ростом и худощавостью, делавшими его даже в тридцать с лишним лет похожим на нескладного подростка, то Эдвард Хантер в свои пятьдесят, напротив, выглядел как сама доброта ― невысокий, весь такой округлый, с добродушным лицом и трогательными морщинками, как будто от постоянных улыбок. Самое подходящее лицо для того, чтобы раздавать подарки сиротам и соболезновать пострадавшим от пожара.