– Сестрица? – обеспокоенно позвала ее другая.
– Не подходи, – предупредила незнакомка. – Вокруг него слабая иллюзия, а вот внутри… – С этими словами она поспешила встать и, обернувшись лисицей с тремя хвостами, побежала прочь. За ней последовали и остальные.
Только придя в себя, завороженный писарь понял, какой беды ему удалось избежать. Это же хули-цзин[4]. Или всего лишь сон?
Руки и ноги наконец поддались и начали двигаться, пусть и с трудом. Вероятно, чары демона постепенно рассеивались.
Самое холодное время – перед восходом.
Благодаря молитвам, зардел рассвет. В эту ночь юноша вспомнил всех богов и предков.
Тяжело переставляя ноги, он волок за собой скромный скарб. Тело все еще не слушалось, оттого издали, а может, и вблизи тоже его можно было принять за мертвеца. Потому он снова молился, чтобы не встретить по дороге опытного мечника или того хуже, перепуганного крестьянина с вилами.
То ли от того, что он отдалялся от злополучного камня в роще, то ли потому, что солнце поднималось все выше, а может, из-за того, что слабела магия, у него вновь появлялись силы и идти становилось легче. Хотя юноша все еще был перекошен и прихрамывал.
Подойдя к приворотной страже, он протянул табличку с выведенной на ней должностью.
– Писарь? – уточнил стражник.
– Да, – едва ворочая языком, подтвердил юноша.
– И что же ты пришел переписывать?
– Я стра-нству-ющи-и-й пи-сарь, – все так же, с трудом, ответил он. – Пишу пи-сьма и отно-о-о-шу их.
Солдат скривил недоверчивую гримасу и, дернув щекой, со снисхождением поинтересовался:
– Как же ты их пишешь, раз ни двигаться толком не можешь, ни говорить?
– Я мо-гу! – твердо возразил писарь.
– Иди уже, – рассмеялся солдат, хлопнув бедолагу по спине так, что он чуть не упал, но удержался.
Убрав табличку за пазуху, юноша пошаркал в город.
Столица была необычайно велика и красива. Чтобы ему, деревенскому пареньку с другого конца Поднебесной, когда-то сюда попасть? Раньше подобное невозможно было и вообразить. Видел бы покойный старший брат, что некогда оберегаемый им младший будет стоять посреди заполненной снующими людьми и богатыми повозками улицы Интяня.
Пусть от ворот он отошел недалеко и видел перед собой все те же обычные дома, как в любом другом большом городе, но его не покидала мысль о том, что он дошел до самого сердца Поднебесной.
К обеду юноша и вовсе расходился; лишь немного досаждало онемение в руках и ногах, словно те затекли.
Наскоро расправившись с лапшой, он первым делом направился в лавку с украшениями, чтобы выяснить причину произошедшего. Обнаружив на прилавке нефритовые подвески, он спросил продавца:
– Скажи, господин, можешь ли ты понять, кому это принадлежит? – Он протянул злосчастный кусок нефрита, снятый со своей шеи.
Старик недолго покрутил в руках подвеску, на одной стороне которой был изображен символ равновесия, а на оборотной – лотос, и ответил:
– Много она не стоит. Если будешь продавать, дам за нее пятьдесят медных.
– Спасибо, но я не продаю. – Юноша потянул за ленточку.
– Подожди, подожди, господин, – задержал его лавочник. – Тебе она зачем? Давай лучше я у тебя ее куплю.
– Раз она стоит всего пятьдесят медных монет, мне выгоднее оставить ее при себе, – со всем уважением отказался писарь. – С виду она дорогая, так пусть будет на зависть другим.
– Ты разбойников разве не боишься? – напирал торговец.
– Ты прав, господин. Лучше спрячу, и позже отдам за невесту.
– Ну хорошо, жалко мне тебя, куплю за пятьдесят пять!
– Так ты же говоришь, что она стоит дешево. Зачем мне тебе ею досаждать? Только выглядит дорогой. Такая вещь несет в себе обман – не могу ее продать.