В приятных хлопотах, я возвращаюсь обратно за стол уже с чайником, где куклы сидят в терпеливом ожидании начала церемонии. Одетые в пышные бальные платья, кружевные чепчики, и у каждой куклы свой неповторимый цвет кукольных глаз.

Дрожащей рукой я разливаю напиток по чашкам. Чашку горячего чая получит каждая кукла. Белый пар приятно вздымается над чайной гладью. Теперь я не одна, а с рыжеволосой Пэтти, светловолосой Бэтти и темноволосой Анфисой.

«Куклы с человеческими волосами».

Теперь у меня есть с кем перекинуться свежей сплетней.

– Сегодня я видела на потолке старика Хариса, девочки. Я бы сказала, что он порядком раздобрел, и если так пойдет, скажу я вам по секрету, наш толстячок, разучится ползать кверху брюхом, – поднимаю ладонь к губам и смешливо шепчу: – Кому-то пора завязывать с молью.

Но куклы не разделяют мою прекрасную сплетню. Возможно, мне стоит перевести разговор на другую тему и прибавить толику остроумия:

– Говорят, в Медланде, современные модницы предпочитают носить мужские штаны вместо платьев, можете себе такое представить? В наше время только кочегарки носили мужские штаны.

Но куклы упорно отказываются мне отвечать.

– Вижу вам вовсе не смешно… – говорю я им. – Что ж. Можно поговорить о погоде. Сегодня отличный денек.

Я направляюсь к окну, чтобы откинуть шторки. В комнате становится светлее.

Куклы сидят, выставив ручки перед собой, будто собираются пить ими чай.

Разговор не клеится.

Я начинаю терять самообладание.

Быть может за годы одиночества, я разучилась вести светские беседы. Я собираю всю волю в кулак и мягким голосом спрашиваю:

– Пэтти милая, как тебе чай?

Но Пэтти молчит.

Тогда я сама поворачиваю голову Пэтти к себе и отвечаю детским голосом: «Спасибо, Трис дорогуша, я очень люблю чай. Он такой вкусный и душистый».

– А тебе, Бэтти? Как тебе чай, милая? – Я заговариваю тем же голосом, но на этот раз стараюсь сделать его писклявым: – Сказать по правде Триси, я больше предпочитаю «кофэ» или горячий шоколад.

– А мне вообще не нравится ваш чай, госпожа графиня, – высокомерно отвечает Анфиса. – Я предпочитаю газированную воду.

– И почему же? Чай благородный напиток аристократов…

– После того как ты вышла замуж за грязного солдафона, ты потеряла всю свою аристократичность, подруга.

От удивления я лишаюсь дара речи.

– Что ты сказала?

А ведь Анфиса права: многие традиции и манеры, я уже давно не использую в быту, а все из-за той жизни, которой я прожила с Себастианом.

– Может быть, конечно и так, но твой тон…

И тут я вдруг очнулась: я действительно говорю с куклой. Я, сперва, не придала этому значения. Сперва, не придала. А сейчас пришло озарение – кукла заговорила со мной сама.

* * *

Чашка чая опрокидывается со стола и падает на пол. Я жду, что кукла вот-вот моргнет своими глазами сапфирами, но напрасно. В воздухе повисает такая немая пауза, что впору вешать топор. За нами наблюдают две сонные мухи с потолка, которые, почему-то не думают впадать в спячку. Я вновь смотрю на куклу, ожидая продолжения, но Анфиса больше, не говорит, ни слова. А посему я решаю, что возникший между ними разговор был галлюцинацией.

Но неприятное впечатление осталось. Я испытала настоящий конфуз.

– За грязного солдафона… – рассеяно повторяю я. – Себастиан был лучшим гвардейцем короля, вполне себе достойная партия для графини. И с чего это мое воображение обозвало его грязным? – Минута превращается в вечность, тишина начинает звенеть, и я наконец подвожу итог: – Он был сыном мясника и этим все сказано.

Через стол, в большом старинном зеркале, я вижу старуху, застукавшую меня за непристойным для взрослой женщины поведением.